потому что оба принципа могут работать только в договоре. Роль его двояка. Во-1-х, согласовать самоограничение всех. Остаться свободным, ограничивая себя, можно только при условии, что все остальные поступают точно так же. Способность договора охватить и уравнять абсолютно всех – следствие удивительного свойства разговора. Слово синоним разума, оно заменяет действие и эта замена – необходимое условие свободы. Без обсуждения и согласования неустойчивая точка баланса взаимного давления была бы эквивалентна динамическому равновесию реально действующих сил. Как это следует, например, из правила – "делай ему как он тебе". Разумеется, никакой свободы такое деятельное "равновесие" не обеспечивает. Что толку, если два барана уперлись лбами и не могут сдвинуться с места? Сущность баланса и смысл черты – ее нельзя переступать, но ее можно искать и поддерживать мирным договором, иначе черта превратится в линию фронта.

Во-2-х, найти практические правила поведения, нормы, приемлемые для всех. Самоограничение без договора никогда не будет работать, оно потребует выдумывания абсолютов. Но абсолюты – лишь неудачный договор, несостоявшийся разговор, попытка морального принуждения. Даже убедительная книга с изложением нового привлекательного абсолюта – не что иное, как пассивная форма такого насилия. Свобода не получится из "осознания" необходимости абсолюта и согласия с его требованиями. Так получится только отказ от свободы. Мало ли какая у кого возникнет необходимость и какая кому приглянется мораль.

Тут возникает сомнение. Почему нельзя пойти дальше, научно разработать модель свободного общества и обойтись без хлопотного и не очень практичного договора? Или нельзя положиться на чье-то озарение, откровение и высший закон, открытый таинственным внутренним взором сумрачного гения? Во-1-х, один субьект никогда не найдет ничего обьективного. Более того, человек сам по себе, полностью автономно, в принципе не может познать реальность. Любое познание начинается с другого – пока он не увидит такого же, он будет думать, что окружающий мир ему снится. Договор – единственное средство познания реальности. Во-2-х, никакая фиксированная схема, алгоритм, модель или формула не может проложить нам дорогу к свободе, потому что свобода непредсказуема и ей противен всякий детерминизм. Человек, слава богу, не автомат. В-3-х, результаты всякого научного поиска, даже коллективного, если их собираются навязывать обществу, требуют согласия всех, кого они затрагивают.

Но разве результат договора – не абсолют, ограничивающий поведение? В принципе – да, нормы найденные договором выглядят как абсолюты – их нельзя нарушать, им даже надо поклоняться. Но, во-1-х, результат договора – согласие, а не навязанная или навязчивая идея. Каждый принимает участие, вносит лепту и соглашается с результатом. Во-2-х, нормы всегда можно пересмотреть. Факт согласия не означает конец света. Жизнь течет и единственная правильная мораль – та, которая идет в ногу со временем. И без постоянного договора тут не обойтись. Общество – это договор!

Но раз договор неизбежен, значит он принудителен? Да, потому что вне договора есть только принуждение. Нет, потому что принуждение к участию в договоре не гарантирует его результата. Согласие может быть только следствием свободной и доброй воли.

– Кто договаривается

Причем воли всех сразу. Человек не может быть ни свободным, ни моральным в одиночку – это и бессмысленно, и невозможно. Равно, он не может быть таковым в составе группы, противостоящей другим аналогичным группам – это тем более бессмысленно. А можно предположить ситуацию, когда люди настолько свободны друг от друга, что даже не знают о взаимном существовании? И индивидуально, и как члены племен, например обитающих в далеких тропических лесах? Предположить конечно можно, но нельзя утверждать, что эти люди свободны. Парадокс в том, что свобода требует отсутствия всякого взаимного влияния и одновременно – полного взаимного познания. Одно невозможно без другого! В самом деле, можем ли мы считать себя свободными, если за нами наблюдают разумные существа с другой планеты? Мы должны быть абсолютно уверенны в том, что никто не пользуется нашим невежеством, а значит договор о свободе должен охватывать абсолютно все разумные существа – даже те, о чьем существовании мы не подозреваем. Все мы – члены одного дружного общества, даже если это общество не имеет границ.

Договор – в некотором роде квинтэссенция и логическое завершение идеи общей воли, когда-то популярной у социальных философов. Договор символизирует единство помыслов, союз душ, общее понимание смысла существования и сути общества. Путем договора люди слагают усилия, чтобы достичь общей цели, пусть эта цель и выглядит максимально прозаично – всего лишь договориться. Но за этой трудно достижимой целью скрывается товарищество, солидарность и все то хорошее, что скрепляет общество, то, на что упирают в своем видении идеального общества анархисты, социалисты и коммунисты – люди не только конфликтуют и соперничают, им также свойственны сплоченность и сотрудничество. Но в отличие от социальных утопий, в которых ради пущей пользы, общего блага или высшей цели авторы согласны обобществить не только средства производства, но и жен, договор реализует свойственное людям чувство единства в целях поиска максимальной свободы каждого – и выявлением всех граней насилия, и разграничением прав собственности, и возможностями справедливой оценки каждого. Общая воля, а с ней и общий консенсус, не может быть ничем иным, кроме как признанием личной свободы. По существу, больше договариваться не о чем. Вернее, пытаться-то можно, но договориться – вряд ли.

Одновременно договор – квинтэссенция собственной воли. Согласие – это добровольно принятое обязательство. Другого, собственно, свободный человек и не признает. А его выполнение требует личных моральных усилий. В отношениях между посторонними людьми нет никакого иного мотива, который имел бы более высокую моральную значимость, чем верность, в частности верность собственному слову. Никакая нравственность невозможна без верности, будь то принципам, долгу или договору. Любые другие субьективные моральные мотивы – любовь к ближнему, правдивость, вежливость, скромность, законопослушание и т.п. могут быть достаточно легко нарушены при наличии более сильного противоположного морального мотива – например, необходимости добра, жертвы ради "высшего блага". И при этом человек даже не будет особо мучиться. Но ничто не может оправдать предательства и измены, наиболее наглядно выражающимися в нарушении слова. Клятвопреступление так и осталось самыми подлым деянием со времен дикого альтруизма. Оно неискупаемо. Верность и есть, в некотором смысле, "высшее благо". Так что договор не лишает человека автономии. Правда теперь она не значит, что человек сам, независимо от всех решает, что хорошо и что плохо. Такая автономия чревата субьективизмом и релятивизмом. Автономия лишь значит, что он сам отвечает за свое решение, что он сам выбирает следование договору. Совесть и рассудок ведут