Кстати, по замыслу Ленина, этот пост был далеко не техническим. До Сталина Секретариат возглавлял Молотов, и должность его называлась «ответственный секретарь». Молотов вспоминает: «Я встретился с Лениным. Мы с ним побеседовали по ряду вопросов, потом гуляли по Кремлю. Он говорит: "Только я вам советую: вы должны как Секретарь ЦК заниматься политической работой, всю техническую работу — на замов и помощников. Вот был у нас до сих пор Секретарем ЦК Крестинский, так он был управделами, а не Секретарь ЦК! Всякой ерундой занимался, а не политикой!"».

Сталин «ерундой» не занимался. Всем известна фраза Ленина: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть», сказанная всего лишь черед восемь месяцев после этого назначения. Однако этот пост, когда на него избирали Сталина, не предполагал никакой «необъятной» власти — ее не имел Крестинский, не имел Молотов. А Сталин вдруг взял и «сосредоточил»! Надо же, как это ему удалось!

А так же, как и все удавалось, — он просто начал работать. Стал привычно наводить порядок, создавать работоспособный аппарат. В службе информации, в учете и статистике, как и везде в государстве, царил невообразимый хаос, и, по требованию Сталина, секретари обкомов и губкомов стали писать в ЦК закрытые доклады, в которых освещали все стороны жизни своего региона. Конечно, этим должно было заниматься специальное ведомство, но Сталина ведь не назначали наркомом этого ведомства!

Но этого было мало. Он учредил еще и службу информаторов, которые делали то же самое, только неофициально, и, таким образом, получая информацию из разных источников, мог ее перепроверять. Наладил он также и проверку исполнения постановлений. Организовал партийную учебу, ибо образованных людей в партии кое- как хватало, чтобы закрыть посты секретарей губкомов, а с уездными секретарями была уже просто беда. Из них всего 5 % имели высшее образование и 8 % — среднее, остальные — как придется, в том числе имелись и вовсе неграмотные. Надо было проводить «чистки», ибо к правящей партии кто только не примазывался. Наконец, на всех уровнях партию сотрясали склоки — но тут даже и Генеральный секретарь был бессилен, ибо в этом задавало тон само Политбюро.

Журналист Юрий Кашук обнаружил во владивостокской газете «Бандит» напечатанные в 1922 году прозорливые стихи некоего Ло-ло:

Я твердо знаю, что мы у цели,

Что неизменны судеб законы,

Что якобинцы друг друга съели,

Как скорпионы.

Безумный Ленин болезнью свален,

Из жизни выбыл, ушел из круга.

Бухарин, Троцкий, Зиновьев, Сталин,

Вали друг друга!

Стихи и вправду прозорливые, но справедливы не только по отношению к якобинцам, а носят характер универсального закона. Достаточно вспомнить, какая кровавая свара разгорелась в XVIII веке вокруг российского престола, или перечитать Марка Твена «Как я баллотировался в губернаторы». Так что если чему и удивляться, то не тому, что внутри Политбюро шла борьба, а тому, что оно вообще могло работать. Состояло Политбюро из пяти человек, поименно: Ленин, Сталин, Троцкий, Зиновьев и Каменев, и было устроено точно по Крылову. Троцкий все рвался в облака — делать мировую революцию, Сталин пятился назад, к утраченному государственному порядку, а Зиновьев и Каменев тянули в ту воду, что толклась в ступе теоретических дискуссий. Пожалуй, только железная воля и авторитет Ленина могли привести эту компанию к хотя бы приблизительно единому знаменателю. И, когда Ленин заболел и отошел от дел, противоречия сразу стали антагонизмом. Реально на роль «наследника Ильича» претендовали трое из четверых: Зиновьев, Троцкий и Сталин.

Если подходить к делу формально-теоретически, то Зиновьев мог считаться «наследником номер один». Он играл ведущую роль в мировом коммунистическом движении, будучи председателем Коминтерна. В течение десяти лет он сопровождал Ленина, даже жил вместе с ним в шалаше в Разливе. То есть это был как бы российский «Энгельс» при российском «Марксе». Но до роли первого лица Григорий Евсеевич недотягивал. В теории он был начетчиком, в жизни человеком слабым и даже внешне неприятным — толстый, с бабьим лицом, визгливым голосом и истеричным характером. Кроме того, он слишком запятнал себя предательством в 1917 году, о чем все помнили, как помнили и о том, что Ленин тогда назвал их с Каменевым проститутками.

Правда, Зиновьев был как бы един в двух лицах: за его спиной стоял Каменев, действительно крупный интеллектуал. Но одного ума для управления государством мало. Каменев тоже был слаб как человек и плох как организатор, да он и не стремился к власти, предпочитая позицию за спиной Зиновьева. А за ними обоими маячила тень ленинградской партийной организации.

Очень колоритно о них вспоминал Молотов. Так, о Зиновьеве: «Он часто выступал. Любил выступать и умел это делать, срывая аплодисменты. В таких случаях они кажутся оратору большим фактором. А оказалось, что он не такой глубокий человек, как, скажем, Сталин или даже Каменев. Так сложилось, что в литературе имена Зиновьева и Каменева идут рядом. Но это совершенно разные люди, хотя Каменев идеологически накачивал Зиновьева. Зиновьев — писучий, говорливый, язык у него, как говорится, без костей. Каменев посолиднее, поглубже и оппортунист последовательный. Зиновьев пел, так сказать, на Каменева, поораторствует, бывало, очень революционно, а потом уже Каменев вступает в бой. Зиновьев был трусоват. Каменев — тот с характером. Он руководил фактически Зиновьевым. Но Зиновьев считался над Каменевым — тот его помощник, советчик. Зиновьев главный…»

Все ж таки едва ли как Зиновьев, так и Каменев действительно хотели быть на первых ролях. Свое отношение к власти они уже достаточно хорошо показали в сентябре 1917-го. Другое дело иметь почет, хорошее место, возможность сколь угодно печатать свои писания, участвовать в дискуссиях, наслаждаясь собственной гениальностью, — и, упаси Марксе, никакой серьезной работы! Ну, и сидели бы себе тихо — кто бы их тронул! Но их подвела страсть к партийным интригам.

Реально самой сильной фигурой в партии кроме Сталина был Троцкий. Будучи меньшевиком, он до 1917 года все время выступал против Ленина и его команды с правых, умеренных позиций. К большевикам Троцкий попал почти случайно, войдя в партию в составе группы «межрайонцев», и, оказавшись в их среде, начал поддерживать Ленина. Потом каким-то загадочным образом стал считаться «левее левых» — но лишь потому, что основным его занятием была критика всего, что исходило от власти, а критиковать Политбюро в начале 1920-х годов выгоднее всего было слева, с позиций «за что боролись?!» Но главным его политическим убеждением, принципом, страстью была жажда власти и жажда самоутверждения. Помните, Волкогонов писал: «Я не знаю ни одного русского революционера, который бы так много, подробно, красочно говорил о себе…».

Авторитет у него был высоким. Участники революции помнили, что именно Троцкий склонил на их сторону петроградский гарнизон, и никогда не подсчитывали его реальный вклад в работу. (Чуев спросил Молотова: «Троцкий большую роль сыграл?» «Большую, — ответил Молотов, — но только агитационную роль. В организационных делах он мало принимал участия, его не приглашали, видимо…».) Во время. Гражданской войны он был наркомвоеном, стоял во главе армии и флота: как стоял — это другой вопрос. Подведомственная ему армия выиграла войну, а чьими усилиями — это, опять же, другой вопрос. Наконец, он был лучшим оратором в партии, да и вообще считался одним из лучших ораторов XX века и имел колоссальную митинговую популярность.