И опять слово Молотову: «Ленин понимал, что с точки зрения осложнения дел в партии и государстве очень разлагающе действовал Троцкий. Опасная фигура. Чувствовалось, что Ленин рад бы был от него избавиться, да не может. А у Троцкого хватало сильных, прямых сторонников, были также и ни то, ни се, но признающие его большой авторитет. Троцкий — человек достаточно умный, способный и пользовался огромным влиянием. Даже Ленин, который вел с ним непримиримую борьбу, вынужден был опубликовать в "Правде", что у него нет разногласий с Троцким по крестьянскому вопросу. Помню, это возмутило Сталина как несоответствующее действительности, и он пришел к Ленину. Ленин отвечает: "А что я могу сделать? У Троцкого в руках армия, которая сплошь из крестьян. У нас в стране разруха, а мы покажем народу, что еще и наверху грыземся!"». Сталин не спорил с Ильичом, но, взяв власть, перестал заигрывать с Троцким, и результат превзошел все ожидания: Лев Давидович, бессильный справиться со своей неуемной жаждой власти, тут же наделал глупостей и, проигрывая бой за боем, в итоге оказался в Мексике на положении эмигранта.

Пока Ленин был работоспособен, он как-то ухитрялся привести эту разношерстную компанию к хотя бы относительному единению. Но в мае 1922 года он тяжело заболел и фактически отошел от руководства страной, ненадолго вернувшись лишь осенью-до следующего приступа. Странное наступило время. Пока вождь был жив и мог, хотя бы гипотетически, поправиться, схватку за власть проводить было попросту неприлично, и в Политбюро царила атмосфера ожидания. Откровеннее всех вел себя несдержанный Троцкий. Он фактически отошел от работы, даже присутствуя на заседаниях Политбюро, не участвовал в обсуждении, а демонстративно читал английский или французский роман, либо же выискивал ошибки и оговорки у других членов Политбюро, чтобы затем обрушиться на них с язвительной критикой. И чем дальше, тем меньше было надежды, что Ленин когда-нибудь вернется в свой кремлевский кабинет.

Итак, как мы уже знаем, в конце декабря — начале января 1923 года Ленин чувствовал себя плохо, был нервным, подозрительным и, находясь в таком состоянии, он обрушился на Сталина. Что любопытно, в компании с Иосифом Виссарионовичем под обстрел ленинского раздражения попал и «великорусский шовинизм». 30 декабря, в день открытия I съезда Советов СССР, Ленин продиктовал письмо о национальных взаимоотношениях, в котором рассуждал о том, «как действительно защитить инородцев от истинно русского держиморды», опять же со шпилькой по адресу Сталина. Письмо было спровоцировано инцидентом в Грузии, главным героем коего стал Серго Орджоникидзе, которого Ленин так защищал незадолго до того.

Из мифологии:

У телеграфиста грузинского ЦК Кобахидзе было пятеро детей, семья ютилась в лачуге. Он обратился за помощью к представителю центра Орджоникидзе — тот отказал. «Твои лошади живут лучше, чем мои дети, — рассердился Кобахидзе. — Ты ишак Сталина!» Орджоникидзе дал ему пощечину».

Насчет «ишака Сталина» и пятерых детей в лачуге история умалчивает. Известно, что Кобахидзе, один из национал-уклонистов, в пылу спора обвинил Орджоникидзе, возглавлявшего краевой комитет ВКП(б), в коррупции. Горячий Серго в ответ дал обидчику по физиономии — а что, еще Ленин, оправдывая его, говорил, что у него «характер вспыльчивый», — вот он и вспылил. Серго вообще подраться любил, он и на Молотова, с которым дружил, тоже как-то в пылу дискуссии кинулся — потом еще Киров их мирил. Из инцидента же с Кобахидзе возникла крупная партийная склока, ее пришлось расследовать Сталину и Дзержинскому, и они, не питая ни малейшей симпатии к грузинским националистам, что называется, «прикрыли» Серго. Кстати, в этом конфликте отчасти и Ленин виноват — надо было ему сразу конкретизировать, кому можно морду бить, а кому нельзя, а то и запутаться недолго: в одном случае Ильич мордобой оправдывает, а в другом — наоборот.

Но что здесь самое замечательное — так это ленинская логика. Грузин грузину врезал, инцидент расследовали грузин и поляк и никакого политического криминала не нашли, кроме обычной распущенности, а из всего этого почему-то получился «великорусский шовинизм». Правда, со Сталиным по части «держиморд» у Ленина были давние счеты, они не сошлись во взглядах на национальную политику СССР. Ленин хотел устроить союз на началах полной автономии, а Сталин продавил федеративный принцип. По поводу чего Ленин утверждал, что самые худшие великорусские шовинисты получаются из «инородцев». Отчасти он прав, по части русофобии не то что грузинам, но даже полякам и украинцам куда как далеко до среднего русского интеллигента. У них нелюбовь к России осознанная и разумная, имеются счеты и претензии, а у нашей «совести нации» она какая-то прямо желудочная.

Этим инцидентом неприятные сюрпризы со стороны Ленина не закончились. В мае 1924 года, за пять дней до открытия XIII съезда партии, Крупская передала в ЦК конверты со всеми работами Ленина, надиктованными в период болезни, сказав, что Ленин просил огласить «Письмо к съезду» после своей смерти на съезде партии. Доказательств этому никаких не было, да и само письмо представляло собой машинописный экземпляр, даже не подписанный. Тем не менее со вдовой вождя спорить не стали, документы приняли, разве что «письмо» не стали читать с трибуны и произвели оглашение по делегациям. Строго говоря, серьезно повредить «Письмо» могло только Сталину, однако предложение Ленина заменить генсека съезд не стал даже обсуждать, и все делегации без исключения высказались за Сталина. Что любопытно, в его защиту горячо и страстно выступил Зиновьев. Тем и закончилась история с завещанием, воскресшая в годы перестройки как сенсация и ни в коей мере не являвшаяся таковой в то время, когда она произошла.

Не стало Ленина, и «лебедь, рак и щука» потянули каждый в свою сторону. В самом сложном положении оказались Зиновьев с Каменевым. С одной стороны, растущее влияние и методы управления Сталина им не нравились, а с другой, они еще больше боялись Троцкого с его призраком военной диктатуры. Недовольные некоторыми назначениями Сталина они, сидя в Кисловодске на отдыхе, послали ему письмо с упреками, на что Сталин ответил им с солдатской прямотой: «С жиру беситесь, друзья мои». Кстати, он по курортам не ездил, хотя крепким здоровьем не отличался.

Тем же летом, на прогулке в горах, они, забравшись в какую-то пещеру в компании с Лашевичем, Евдокимовым и Ворошиловым, стали обсуждать положение в партии, предаваясь извечному русскому вопросу, что делать. Родилась идея, которую поддержали все, кроме Ворошилова: создать новый партийный секретариат из Троцкого, Сталина и кого-нибудь третьего — Каменева, Зиновьева или Бухарина. Читай: Сталин будет работать, Троцкий саботировать а «третий» заниматься демагогией. Однако идея резко не понравилась как Сталину, которому хотелось хотя бы в секретариате обойтись без дискуссий, так и Троцкому, не желавшему делить необъятную власть секретаря ЦК ни с кем, даже с тем, кто эту власть создал. Сталин заявил, что он готов очистить место без шума и дискуссии, от чего все участники категорически отказались. Демократия демократией, но и работать ведь кому-то надо!

Ленин был еще жив, когда произошла первая настоящая схватка за власть. 1923 год был годом, когда, казалось бы, начали сбываться самые смелые мечты «революционеров». Германию сотрясал жесточайший кризис, в котором наши теоретики увидели долгожданную революционную ситуацию, и Коминтерн начал всемерно помогать немецкой «революции» — организационно, технически, оружием и советниками, в общем, всем, чем мог. Троцкий и Зиновьев вызвались поехать в Германию, чтобы самолично организовывать восстание. Можно себе представить, что бы из всего этого получилось, если бы туда отправился, например, «демон революции» со всеми своими амбициями или председатель Коминтерна Зиновьев. И без того его орлы никому не подчинялись и творили, что хотели, им там только босса и не хватало!