Электрогитара немного не вязалась с ее акустическим стилем, но она начала играть простую партию, без труда перебирая незнакомые струны, и Финн вдруг узнал мелодию. Это ее Бонни напевала вчера в машине. Он тогда попросил ее спеть. Похоже, она решила исполнить его просьбу. А потом их взгляды встретились.

Ее голос легко заполнил пространство, и Финн почувствовал укол страха, уверенный, что через несколько секунд фанаты, узнав неповторимый стиль Бонни, обступят ее бесконечной толпой и унесут со сцены. Но все просто слушали, несколько пар танцевали, а Бонни Рэй продолжала вслух размышлять о том, как многого не знает.

Сердце Финна сжалось, к горлу подступил ком, а Бонни запрокинула голову и продолжила петь песню, которая явно была обращена к нему. Зазвучал бридж, и толпа слушателей отозвалась восхищенным стоном.

Бонни не бегала по сцене, извиваясь и покачивая бедрами, не соблазняла слушателей двусмысленными намеками в тексте. Она обнажила перед ними душу – и свою, и Финна, и ему показалось, что его раздели и выставили на всеобщее обозрение. Таким обнаженным, наверное, не чувствует себя даже стриптизер в шоу.

«Невесома и отмечена вечностью». Финн тоже это чувствовал. Он парил в невесомости. Не сводя с него глаз, Бонни отступила в глубь сцены и сняла с плеча ремень гитары. Музыканты за столиком замерли в изумлении, осознав, что аудитория напрочь забыла о них, послушав одну песню в исполнении худенькой, коротко стриженной девчонки, обутой в красные ковбойские сапоги. Бонни поставила гитару на пол, и толпа, выдохнув, закричала, громко аплодируя и топоча.

Пока Бонни пела, Финн успел подобраться поближе, обходя танцующих и выпивающих посетителей клуба. Он подошел к ней, потому что не мог иначе, и подхватил ее на руки как раз в тот момент, когда она шагнула вниз со сцены. Бонни ахнула, почувствовав, как ноги отрываются от пола, но потом губы Финна прижались к ее губам – горячо, жадно, со злостью, вызванной ее безрассудным поступком. Вот уже во второй раз он выражал свой гнев поцелуем. Но причина не имела значения. Через несколько секунд Бонни пришла в себя и ответила на поцелуй, не обращая внимания на людей, собравшихся возле сцены.

А потом Финн услышал, как по толпе пробежал шепот. Изумленное шипение – «Бонни Рэй Шелби?» – рикошетом прошлось по залу, словно люди обо всем догадались, но не смели в это поверить. Она выглядела совсем иначе, но голос был слишком узнаваемым, а любая маскировка перестает обманывать кого бы то ни было, стоит ему догадаться о ее наличии. Как только подозрение превратится в уверенность, начнется давка. Финн оторвался от губ Бонни и кинулся к запасному выходу, который заметил, как только вошел в клуб. Сумочку Бонни взяла с собой на сцену, перекинув через плечо, но их куртки остались у стола, и еще нужно было заплатить за еду. Черт! Финн поставил Бонни на пол и подтолкнул ее к выходу, который находился напротив барной стойки.

– Стой у выхода. Никуда не уходи одна, жди меня! Я заберу наши куртки и оставлю деньги на столе.

Он зашагал к нише, в которой они так удачно прятались, пока Бонни не поддалась притяжению сцены. Вытащив бумажник, Финн оставил несколько купюр среди неубранных тарелок и салфеток. Потом схватил куртки и направился к выходу, расталкивая людей, которые по-прежнему изумленно и нерешительно озирались. Группа снова вышла на сцену и теперь отчаянно пыталась вернуть внимание слушателей. Грохот барабанов неплохо отвлекал посетителей клуба, и Финн впервые в жизни порадовался отвратительно громкой музыке. Он не сводил глаз с Бонни. Ему оставалось десять шагов до нее и до выхода, когда свет вдруг замигал, а звуковая система отключилась, окончательно сорвав выступление группы.

Помещение заполнили копы – самая настоящая группа захвата, все в черном, в шлемах, со щитами и аббревиатурой Управления по борьбе с наркотиками на груди. Финн кинулся к Бонни и едва не столкнулся с полицейскими, которые кричали: «Все на пол!» Он тут же подчинился, дернув за собой Бонни, но, в отличие от других посетителей, не остался на месте. Финн подполз к барной стойке и очутился нос к носу с барменом, студентом по виду, который, судя по всему, сидел на кокаине и наверняка держал подпольную лавочку, чтобы заработать себе на дозу.

– Тут есть какой-нибудь выход, о котором никто не знает? Через окно, подвал или крышу – что угодно? – прокричал Финн бармену. В зале стоял жуткий шум, и по-другому тот просто не расслышал бы.

– Это наркоконтроль! Чувак, я в такой заднице! – забормотал Джаггер.

– Вот и давай выбираться отсюда! – принялся уговаривать его Финн, надеясь, что бармен действительно сумеет с ходу придумать план побега для них троих.

Джаггер кивнул, сглотнул и отполз за стойку, а Финн подтолкнул Бонни вперед, положив ладонь ей на ягодицы, и они оба последовали за барменом на четвереньках. Джаггер открыл встроенный в стену большой шкаф, примерно метр в высоту и полметра в ширину, и Финн на секунду испугался, что тощий бармен просто спрячется в нем, закроет дверцу и оставит их снаружи.

– Это мусоропровод для перерабатываемых отходов. По ту сторону стены – загрузочный отсек и мусорный бак, где лежат стеклянные бутылки, пока их не вывезут. Этот тоннель ведет как раз в мусорку, так что осторожно, там куча битого стекла.

Джаггер скользнул в отверстие ногами вперед и почти сразу исчез. Бонни уговаривать не пришлось, она нырнула следом за барменом. Мусоропровод был узковат для Финна, но он вжал плечи, протиснулся в тоннель и упал в бак, наполовину заполненный стеклянными бутылками, в основном целыми. Мусорка стояла под углом, упираясь в обе стены отсека. Выход был только один, и Джаггер уже побежал в направлении металлической двери.