У клуба выходить не стал, дал машине проехать дальше.

— Слушай, а давай здесь выскочим. — Он не стал дожидаться ответа удивленной спутницы. Протянул водителю пятидесятирублевую купюру. — Притормози здесь, отец.

Водитель, пожав плечами, одной рукой вывернул вправо руль, другой взял деньги. Максимов дождался, пока он проверит купюру, толкнул дверцу.

Протянул Вике руку, помог выбраться из салона.

— И дальше что? — Вика осмотрелась.

— Сейчас мы пройдем немного назад. Найдем мою машину. — Максимов взял ее под руку. — Остальное объясню после.

— Скукота! — Вика наморщила носик.

— Как бы ни было скучно, пистолетик из сумки доставать не стоит. — Максимов сжал ее локоть. — Не делай удивленных глаз. Сумочка слишком тяжелая для пачки сигарет и дамских мелочей. Ты ею мне уже весь бок отбила.

Вика поправила ремешок сумки на плече. Пошла рядом, стараясь попадать в такт шагам Максимова.

— Ты нервничаешь. Макс. На Тишинке я заметила, как ты улицу осматривал. У тебя действительно крупные неприятности?

— Сейчас узнаем.

Его уже не отпускало предчувствие надвигающейся опасности.

Машина ждала там, где он ее оставил утром. Фонарь на столбе не горел, густые тени залегли в переулке.

«Плохо дело. Кусты слишком близко, у машины вообще хоть глаз выколи. Знал бы, что фонарь здесь горел вчера, а сегодня его уже раскрошили, послал бы все к чертям. Слишком явный знак. А теперь что? Не пугаться же собственной тени».

— Слушай внимательно, девочка. — Максимов прошел еще немного вперед и остановился. — Делаем вид, что расстаемся. Я иду за машиной. Выезжаю на Садовое. У метро «Парк Культуры» жду тебя. Белая «девятка». Все.

— А не кинешь? — Она настороженно прищурилась.

— Нет, — ответил Максимов, хотя именно это и собирался проделать. — Кстати, у тебя лицензия на пистолет есть? — спросил, чтобы переключить внимание.

— Естественно. — Она ответила так, словно речь шла о свидетельстве о рождении.

— М-да, растут детки. — Максимов пригладил черный хохолок, торчащий на ее коротко стриженной макушке. — А теперь шутки в сторону. Сейчас самый опасный момент, каждый должен отыграть свою роль. Считай, что ты отвлекаешь внимание на себя. Если вдруг кто-то к тебе сейчас полезет, пали, не раздумывая. Родня отмажет. — Он притянул ее к себе, поцеловал в висок. — Все, иди.

Она потерлась о его щеку, вздохнула. Пошла, грациозно покачиваясь на каблучках.

«Немножко романтики, немножко особо важной миссии, немножко риска. Должно сработать, — решил он, провожая взглядом ее фигуру. — Прощай, Диана-охотница. Дальше каждый за себя».

В переулке после яркого света Садового показалось, что наступила уже глубокая ночь. Максимов несколько метров прошагал, закрыв глаза, чтобы они привыкли к темноте. Прошел мимо машины. Стекла, двери целы. Признаков взлома нет. Мирно помигивает красный глазок сигнализации. Был бы в салоне Конвой, не было бы проблем. Лучшей сигнализации и капкана одновременно не придумать. Но пес сейчас наверняка чутко спал, забравшись без разрешения на диван.

Максимов остановился, закинул голову, расслабленно свесил руки вдоль тела. Со стороны могло показаться, шел человек — и вдруг пробило на лирическое настроение, захотелось звезд и тишины. На самом деле он ждал.

«Если выглядишь, как еда, тебя обязательно сожрут, как говорят американские морпехи. Кушать подано! Давай, не тяни. Я уже знаю, что ты умеешь выжидать. Ты не бросился на меня в подвале, решил не мешать напарнику. Ты не полез в драку, имея на руках раненого и обезумевшую старуху. Значит, ты знаешь, что отступление не позор, а тактический ход. И еще ты умница. Или ты „вел“ меня от самого подвала, или рассчитал, что я обязательно появлюсь в клубе. Провалилось в кафе, и ты не стал маячить поблизости, а просто пришел сюда и стал ждать. Короче, ты достойный противник. Ты, как и полагается воину, готов к смерти, но никому не дашь права так просто убить себя. Начинай, парень, не тяни. Я готов».

Он засек движение в темноте, совершенно беззвучно темнота слева загустела, стала приобретать контуры фигуры человека. Максимов плавно ушел с линии атаки, качнулся вправо и нырнул вниз, прочертив ногой дугу над землей.

Противник оказался слишком опытным, чтобы попасться на подсечку. Легко перепрыгнув через ногу Максимова, он оказался у него за спиной. Пришлось нырнуть вперед, кульбитом вскочить на ноги. Едва успел уклониться от двойного удара руками.

«Слишком хорош для уличной драки. Даже для крутого каратиста из спортзала многовато, — оценил технику противника Максимов. — Ожидал, что покажет себя классным бойцом, но не настолько же!»

Бились беззвучно и яростно. Противник искусно держал дистанцию, работал бесстрастно и четко: серия ударов, уклон, опять атака. Максимов ушел в вязкую защиту, хлестко отбивал мощные удары, готовясь использовать первую же ошибку. Тянуть не стоило, слишком коварный и опытный попался противник — ни одного банального хода, сплошная импровизация, все, что он проделывал, невозможно было подогнать под известные стили.

Максимов блокировал мощный удар коленом в ребра, деланно застонал и разорвал дистанцию. Но вопреки ожиданию противник не рванулся на добивание, затанцевал вокруг, играючи выстреливая ударами ноги. Едва касаясь тела, моментально отдергивал ногу и тут же хлестко бил ею в ту же точку. Особого вреда удары не наносили, но должны были морально раздавить, заставить очертя голову рвануться в атаку. Дразнил, демонстрируя полное превосходство.

«Будь по-твоему!» — решил Максимов.

Всем телом подался вперед. Противник в прыжке поменял ноги, теперь та, что била в предплечье, превратилась в опорную. Дистанция сама собой увеличилась настолько, что Максимов, реши он бить кулаком в грудь противника, неминуемо должен был «провалиться», замереть перед образовавшейся пустотой и нарваться на финальный круговой удар ногой. Но Максимов упал на колено, вскинул правую руку, блокируя круговой удар ноги, а его левый кулак уже летел вверх. В ту секунду, когда он должен был поршнем врезаться в пах противнику, Максимов почувствовал тяжесть на правом плече. Невероятным кульбитом противник перелетел ему за спину.

«Ни хрена себе!» — Максимов от неожиданности замер. Между лопатками сразу сделалось ледяно, именно туда сейчас должен был врезаться удар.

Максимов оглянулся через плечо, заваливаясь на спину. Противник был уже в низкой боевой стойке, руки напряжены, словно растягивал лук. Секунда — и сорвется сокрушающий удар кулаком в голову. Словно в стоп-кадре, замерло лицо, выхваченное из темноты светом дальнего фонаря.

«Молодой, сука», — мелькнуло в голове.

В конце переулка, подсвеченный со спины огнями Садового, возник контур женской фигуры. Оглушительно громко зацокали каблучки.

Противник повернул голову. Зашипел по-змеиному. Максимов уловил, как рука противника плавно скользнула к поясу. Пальцы Максимова сами собой нырнули в карман рубашки, разворошили строй сигарет, ища твердое. Нащупал металлический стерженек, цепко сжал, потянул наружу.