это гораздо более нравственный подход к организации семейной жизни, чем десятилетиями бегать «по бабам» (его лексикой?) с непредсказуемыми последствиями, чем, дескать, и занимаются советские мужчины. Он, мол, сам этому свидетель в СССР, и нечего ему «компостировать мозги». (Кстати, впоследствии выяснилось, что примерно таких же воззрений придерживается и Жириновский — не Раис ли его своевременно надоумил и проконсультировал?). Наши возражения, сводившиеся к тому, что нечего говорить «за всю Одессу» и что мусульмане, вне зависимости от количества жен, нередко также «шастают» по борделям — в расчет оппонентом все равно не принимались.

«Романы» советских мужчин с афганками, по разным причинам, не приветствовались с обеих сторон. Тайные связи грозили колоссальными неприятностями не столько в лице советских контролирующих органов, сколько мстительных отцов и братьев, старавшихся непременно произвести операцию усекновения главы» легкомысленному донжуану. А вот «по закону» — это было возможно с уплатой соответствующего калыма. Рассказывали, группа болгарских ирригаторов в складчину купила «невесту», которая их несколько лет «обихаживала» (по строгому расписанию!?), а перед отъездом они, якобы, перепродали ее, получив калым, достойнее уплаченного ранее. Нам эта история казалась несколько завиральной, хотя в условиях чудовищной нужды и она вполне могла случиться.

Возвращаясь к названию этой байки, заметим: оно обязано нашему шоферу Нурали (если быть точнее — его женам). Миниатюрный, всегда улыбчивый мужичок лет сорока пяти, с усиками «а-ля-Гитлер» и тридцать четвертым размером башмаков, он выглядел заметно старше своих лет. Сухое, морщинистое лицо, обветренное афганским ветром и обожженное горячим солнцем. Сказать, что он имел «натруженные, мускулистые руки» или «сгорбленную спину», изнуренную тяжелым физическим трудом — никак было нельзя. Из-за своих антропологических кондиций, к последнему он явно был не приспособлен, зато виртуозно управлял автомобилем и, как выяснилось, этой профессии он никогда не изменял при часто сменявшихся режимах.

Заметив, как однажды Нурали старательно пересчитывал пачку замусоленных афганских денег, мы естественно поинтересовались, какую такую драгоценную вещь он собрался приобретать. Тот горько улыбнулся и уже в квартире Гарри, хлопнув рюмку коньяку, «раскололся». Выяснилось, что он вознамерился обзавестись третьей женой, а без калыма, как повелось на «афган-щине», «ни туды, ни сюды». На недоуменный наш вопрос, на фига, мол, ему нужна еще третья «ханум», особенно с учетом никудышного здоровья, прозвучал шокировавший нас ответ:

— Откровенно говоря, мне не нужны и нынешние две «хану м», но они сами настаивают на приобретении третьей. Три года я, как мог, сопротивлялся, но теперь очень устал и решил уступить их настойчивым просьбам.

Вот это да! Так вот кто проявляет себя в существе поборников многоженства в исламском мире. Так что же происходит с женской психологией в этом случае?

Начнем с того, что жизнь простых афганцев-дехкан давно находится за гранью выживания, хотя они каким-то образом выживают (а кормилица — опиумные поля), да еще и оказывают яростное сопротивление любым иностранным войскам. Но вот жизнь женщин — это кромешный ад! В семьях дехкан или бедных горожан (последних в деревенской стране — с «гулькин нос») с нетерпением ждут, когда у девочки начнутся первые месячные — с этого момента она становится товаром, поскольку ее можно выдать замуж (разумеется, без ее согласия) и получить калым. Но иногда девочки выходят замуж до 10 лет, и то, что легально такие браки запрещены, не имеет значения — традиции сильнее закона.

Женихом может стать «первый встречный» — старый, немощный, буйный алкоголик, головорез, наркоман и т. д., кто готов уплатить испрашиваемый калым. Девочки, обделенные красотой — бросовый товар. Афганская действительность дает много примеров, когда отчаявшиеся невесты кончают жизнь самоубийством, калечат себя, сознательно уродуют лица огнем, кипятком, кислотой и т. д., лишь бы не стать наложницей ненавистного жениха. (В госпиталь города Герат, специализирующийся на ожогах, в год попадает около 700 женщин, которые пытались покончить жизнь самосожжением).

Однако в данном случае, речь идет о другом. В семьях, где «куча» детей, а здоровье предательски покидает уже в 40—50 лет, где в хозяйстве есть живность (овцы, козы и т. д.), остро возникает проблема «рабочей лошадки», «тягловой силы». Чувство ревности, столь значимое в европейской системе ценностей, здесь отходит не то, что на второй, на ... десятый план. Можно видеть, как две-три «ханум» со стайками как бы общих детей дружно идут по улице, несут воду, передвигаются, сидя «кучками» и держась друг за друга в грузовых кузовах мотоколясок. Настоящая «гаремная» идиллия!

Так что реплика Нурали: ((они сами настаивают на приобретении третьей» становится не такой уж странной для знающих суть дела.

63. 3АРГУНА, НАДЖИБА, ЗУХРА, ... МАРУСЯ И ДРУГИЕ

Зарина, Джамиля, Гюзель, Саида, Зухра, Лейла, Зульфия, Гюльчатай... Настоящие ценители советского кинематографа, конечно же, помнят имена этих женщин из гарема бандита Абдуллы, которых в годы гражданской войны геройски спасал красноармеец Сухов в фильме режиссера Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни». Спасти же афганских женщин, как показала история, не смогли ни англичане (учинившие аж три колониальных войны!), ни индусы, ни шоурави (то есть — мы), ни американцы. Да и есть ли резон вообще заботиться о спасении обитательниц «гаремов», если они как-то не проявляют особого желания обрести свободу? И не пора ли вообще прекратить руководствоваться нашими представлениями о семейной идиллии, когда дома — цветки розы-васильки для единственной, муж на кухне в фартуке, а под вечер заплетающимся языком нестройное «за прекрасных дам!»

Имя одной из жен бывшего афганского министра культуры и спорта, у которого наше посольство арендовало квартиру для преподавателей колледжа (хорошо меблированная и ухоженная, она, кстати, без всякого блата, досталась автору), оказалось ... Маруся. Словоохотливая, писклявая хохлушка, не без следов увядшей красоты, известным образом артикулируя звук «г», рассказала нам о своем «житии-бытии». Выходя замуж в «piднiм Кыiвi» за афганского студента, тогда Марусе в голову не приходило, что в Кабуле она может оказаться отнюдь не единственной женой своего благоверного. Так оно и вышло. Сожалеет ли о чем, ревнует ли она теперь его к другим женам, — спросил ее. «Тю! — ответила она, — Господь с вами — тут так багато хлопит, хиба мени до ревности. Думаешь про одно: как бы дожить до утра и детей уберечь — ведь муж причастен к начальству, а это дуже опасно: завтра придут душманы и видрежут голову. И что потом мени робыты?»

Маруся — жена зажиточного кабульца, возможно, даже любимая (как та Гюльчатай у красноармейца Сухова). А что же тогда говорить о сельских провинциях страны, находящихся в руках различных талибских группировок, которые, кажется, вечно воюют между