— Мы посмотрим, будет ли этот маленький язычок таким же острым к концу ночи, — прошипел Винсент. — Вот мы пришпилим его здесь, — он всадил нож в угол деревянного столбика кровати, и металл завибрировал, — вот, легко дотянуться, если понадобится для стимула, не так ли? Если я решу, что ты не стоишь и пенни той суммы неприятностей, которые ты нам доставила, ты познакомишься со всеми десятью способами, какими можно зарезать человека, и тебе самой захочется умереть.

Он выпрямился и стал расстегивать пуговицы на жакете и жилете. Рене еще раз дернулась в отчаянии к краю кровати, но он схватил ее и опрокинул на спину. Его руки шарили по ее груди, он упал на нее, как хищное животное, он рвал тонкий шелк, зарываясь ртом в обнаженную белую плоть. Хрипя, он стягивал бриджи, но ему мешали юбки, и он отбивался от ее рук и ног, потому что Рене отчаянно сопротивлялась, стараясь сбросить с себя ненавистную вонючую тушу.

Он был огромный, пьяный, и в ответ на каждый взмах ее руки он размахивался и бил ее тяжелым кулаком. Рене кричала, или ей казалось, что она кричит, а он кусал ее грудь, но вдруг, пока еще смутно, она услышала другой звук и увидела другую тень, надвигавшуюся на кровать. Рот Антуана был распят в крике; этот крик явился к нему из другого кошмара, когда он увидел, как его мать пинают на мокрой булыжной мостовой Парижа, как ее забивают до смерти; он вновь пережил тот ужас, и он… закричал.

Антуан бросился к широкой спине Эдгара Винсента, вцепился в него, как собака, зубами и ногтями. Торговец взревел и поднялся, отшвырнув мальчика с такой силой, что он бы размозжил голову, ударься о стену. В новом порыве гнева он повернулся обратно к Рене. Его бриджи были приспущены, и налитое кровью лицо не предвещало ничего хорошего.

Рене встала на колени и выдернула из столба тонкий нож. Она держала его, зажав в руках.

— Не подходите ближе, месье, — прошипела она.

— Что ты собираешься делать? Пропороть мне горло? Воткнуть его в кишки? Или ты хотела бы кастрировать меня? — Винсент подошел к краю кровати. Он с яростью смотрел на Рене, на кровь, сочившуюся из ее губы, на красные полосы на груди, пылавшие под порванным шелком.

Рене полоснула его ножом сбоку, когда он подался вперед, но он не почувствовал боли и даже не заметил раны на руке. Удар бутылкой по затылку свалил его сразу. Он дернулся, всей тяжестью навалившись на Рене. Из разбитой бутылки на кровать хлынуло вино, осколки стекла осыпали покрывало.

Несколько секунд никто не шевелился. Антуан поднял зазубренное горлышко бутылки и приготовился повторить удар, но Винсент лежал неподвижно, словно мертвец, поперек кровати. Кожа на затылке лопнула, словно перезревший плод, густой, вялый ручеек крови сочился на воротник. Рене лежала, задыхаясь, ее ноги были прижаты телом Винсента.

— Антуан! — кричала она. — Антуан! Помоги мне! Я не могу пошевелиться!

Мальчик бросил бутылку и бросился к сестре. Вдвоем они сдвинули Винсента, потом, откатив его в сторону, столкнули с кровати, и он шлепнулся на пол с унылым глухим стуком. Рене забилась в рыданиях, цепляясь за брата. Он помог ей отойти от кровати и подвел к столику перед зеркалом. Она села на стул, а Антуан пошел в гардеробную за полотенцем.

Ее платье было изорвано и спущено до талии. Она попробовала соединить края и вдруг поняла, что все еще держит в руках нож. В последний раз она посмотрела на тело Винсента, потом разжала пальцы, и нож упал на пол.

Антуан вернулся с полотенцем и стал стирать с лица сестры следы вина и крови.

— Конец. Животное мертво.

— Настоящее животное, — согласилась Рене. — Ублюдок! Я бы воткнула в него нож. Я бы!..

— Я убил его ради тебя, Рене. Он больше ничего не сможет тебе сделать. Никогда!

Рене покачала головой, уверенная, что у нее звенит в ушах и поэтому она слышит голос Антуана. Но он продолжал говорить, и она действительно слышала его. Рене замерла и посмотрела на брата, сомкнув веки, чтобы смахнуть непролитые слезы.

— Антуан! Что ты сказал?

— Я сказал, что я… — Он тоже замер.

Он закрыл рот, потом снова открыл, и когда заговорил, слова словно соскакивали с его губ, и они оба слышали их.

— Я убил его ради тебя. Он ничего больше не сможет тебе сделать. Никогда!

— Еще раз, мое сердце, — прошептала Рене, едва осмеливаясь дышать, едва осмеливаясь верить.

— Я убил его ради тебя, — сказал он еще громче. — Он ничего больше не сможет тебе сделать. Никогда. Рене!.. Рене!..

Она обняла его. Слезы, которые Рене сдерживала до сих пор, потекли горячим быстрым потоком. Когда в комнату пришел Финн, именно такими он и нашел их: они смеялись, кричали, обнимали друг друга. А на полу лежало, растянувшись во всю длину и истекая кровью, тело Эдгара Винсента.

— Мария и Иосиф! Что здесь произошло? Что, что случилось?

Рене все еще рыдала, поэтому свой вопрос старый камердинер обратил к Антуану. И мальчик объяснил, усмехаясь:

— Я полагаю, я убил его, месье Финн. Он набросился на Рене. Он бил ее так же, как солдаты маму, и поэтому я убил его.

— О Боже! Царь небесный! Кровь все еще течет… — Камердинер остановился и глубоко вздохнул. От удивления у глаз появились морщинки. Он посмотрел на Антуана, но потом повернулся к Рене и увидел, в каком она жутком виде — платье разорвано, полотенце, которое она прижимала к груди, окровавлено. Улыбка Финна сменилась ужасом, исказившим его лицо. — О Господи, мадемуазель, с вами все в порядке?

Она кивнула:

— Все нормально. Антуан пришел вовремя, и он меня спас.

— Я услышал ее крик, — сказал мальчик.

— И он ударил его бутылкой…

— Я разбил ее об его голову, — гордо повторил Антуан. — И убил его.

— Но кровь? — спросил Финн. — Вы ранены!

Рене коснулась щеки, ее пальцы покраснели от крови.

— Это, должно быть, стекло. Перед этим он ударил меня. — Она провела пальцем по нижней губе и обнаружила осколок сломанного зуба.

Финн посмотрел на Рене с тревогой:

— Вы не… Нет ли где-нибудь еще повреждений?

— Нет, — сказала она, касаясь его руки. — Нет. Он был… слишком пьяный и очень злой. — Она посмотрела на тело Винсента. — Он был слишком неуклюж и слишком глуп. — Слова замерли на губах девушки, а на щеках снова вспыхнул огненный румянец. — Это, конечно, еще тот тип!

— Да, к сожалению, да. И кроме всего прочего, это еще одно тело в вашей спальне, которым придется распорядиться. Если бы я знал, что подобное войдет в привычку, — добавил Финн с сарказмом, — я бы настоял, чтобы вы выбрали спальню этажом ниже.

Финн подошел к распростертому Винсенту и опустился на колени.

— Действительно ли он мертв?

Прежде чем Финн успел ответить, Винсент застонал. Одна нога дернулась вперед, потом резко вернулась на прежнее место.