письмо

само-то письмо находится в Гавре (Голландия), и оно обошло четыреста сорок четыре раза вокруг света. Вот и крестьянка Хрулева получила его, и через четыре дня нашла клад в огороде, и вышла замуж за князя Голицына, и ее дочь, миллионерша, живет в Америке. И Тухачевскому было такое письмо, и К.Дойлу, и Хрущеву. В общем, должна произойти неожиданность, даже если не веришь в чудеса параллельных миров. А Пугачева отправила, через четыре дня – ей столько-то миллионов. Я и решил написать, а кому? Где у меня двадцать адресов? Вспомнил про эту книгу медалистов. Там и фамилии есть, и они сами, выпускники, когда у них встреча бывает, записывают пожелания или воспоминания, адреса оставляют. Я пошел эту книгу искать, помню, она в библиотеке должна быть. Повозился, в общем, открыл – и ого! – моя стремяночка! Но кто ее так ловко, нарочно там поставил? Я заглянул, где крышечка открывается, фонариком посветил. Пылью все запорошено, но в том месте как раз стерто. Кому-то надо было туда, чтобы что-то положить, руку засунуть.

– Хм… библиотека, говоришь? И главное, все очень просто. Хорошая слышимость. Понятно, – директор в замешательстве, нервно мерил шагами свободное место в мастерской, все остальное пространство которой было загромождено деревянным и металлическим хламом.

Гоша то и дело, оказываясь у него на пути, отступал в сторону. Со стороны могло показаться, что они исполняют какой-то странный танец.

– Ну и что? И написал эти письма? Что это тебе в голову взбрело? В такую ерунду веришь! Это же полный абсурд! Эх ты, Гоша… а еще отличник боевой и политической подготовки, в СА служил!

– Да какой абсурд, Феликс Альбертович! Деньги-то крайне нужны. Чтобы побороть эту нечисть.

Феликс Альбертович только взглянул на него… Махнул рукой и пошел к выходу из подвала. Сейчас бы прогуляться, подышать воздухом, побыть одному, сосредоточиться. Но для этого вряд ли подходит профессия директора школы!

Тут же бежит секретарша Инна: звонит важный человек! Прошел в кабинет, долго говорил с чиновником из департамента. Этот звонок столкнул лавину бумаг, которые нужно оформить, проверить, дать ход. Затем разговор еще с одним руководящим и курирующим образование лицом. Закончив его, он обеспокоенно глянул на часы, испытывая какое-то странное чувство тревоги.

Только что, когда говорил по телефону, будто из глубин, снизу, из подвала, прокатилось содрогание от отдаленного толчка. Или показалось? Но не мог в это время отвлечься от разговора. Было заметно: звякнули подвески люстры, тренькнули карандаши в подставке, в графине с водой, от центра, побежала рябь… Где-то жалобно заныла сигнализация машины. Над дальним парком разнесло черную горсть рассыпанных в небе птиц.

Или это опять Калинник? Врубил суперэлектрогитарную педаль, что есть у всех гитаристов: от нее гитара воет, как увязший в трясине мамонт.

Этот Гоша взялся исследовать бомбоубежища… А ведь физрук и историк не просто так ему помогали! Значит, он обещал сводить их на «экскурсию» в таинственные лабиринты. То-то они старались. И где могут быть сейчас? Неужели троица доморощенных диггеров отправилась в подземелья? Он строго-настрого запретил это делать! Набрал мобильник сначала физрука, затем историка. Так и есть, находятся «вне зоны приема». Что и следовало ожидать. Взрослые люди, а ведут себя хуже детей! Что им там понадобилось? Ну и выволочку им устроит, надолго запомнят!

Дошел до радиорубки – закрыто, нет никакого Калинника. Директор спустился в подвал.

Ну разумеется, ловко они от него ускользнули!

Из-за полиэтилена сиротски светила оставленная переноска. Повисла зловещая тишина, мерзкая холодная лента наматывалась на пустую катушку сердца. И плана на столе в мастерской нет – забрали с собой. Пыль осела… но теперь примешивался запах… кисловатой гари? чего-то порохового? Этого еще не хватало! Феликс Альбертович со вздохом сожаления огладил спереди свой элегантный пиджак, отодвинул пленку – и шагнул в проем.

Черные пластиковые мешки были привалены к источенной и крошащейся кирпичной стене… как тела каких-то убитых… как будто в этом подвале кого-то расстреляли… Провод переноски с нанизанными голыми лампочками проброшен под низким сводом. Везде пыль, кирпичное крошево, засохший цемент. Бесполезно здесь наводить порядок, хотя видно, что-то пытались сделать. А вот и площадка, вход в вентиляционную камеру. Бетонное кольцо уходящего вниз колодца, дно его теряется в темноте. Скобы-ступеньки держатся достаточно прочно, он подергал две верхние.

Да хоть бы записку оставили!

Или письмо.

Но что переживать? Гоша был там. Строили раньше по-сталински, на века. А запах гари… пережженного пороха… Из бетонного колодца тянет заметно сильнее. Странный толчок. Взметнувшиеся птицы. Это не выходит из головы. Ожидание тянулось томительно. Он присел на край колодца. Дышать становилось труднее…

Снизу, из глубин колодца, донесся рыкающий рев! От неожиданности едва не полетел в черную затхлую пасть. Там, в преисподней, творилось что-то запредельное. Будто через трубу пытались протащить «Рабочего и колхозницу», знаменитую скульптуру Мухиной. Нарастающий скрежет, проблески заметавшихся лучей, облако заклубившейся пыли. Значит, они возвращаются? «Тихие зомби подземелий»! Сейчас он им загонит осиновый кол в сердце! Да просто лишит квартальной премии. А с Гошей будет отдельный разговор. Колодец же – заварить намертво решеткой.

Нечто карабкалось, цепляясь за скобы и натужно пыхтя. Из-за серого шершавого края показалось… что-то зеленое… мерзкий череп, отсвечивающий слизью в тусклом свете… Два огромных выпученных глаза. Морда, утянутая в рубчатый хобот

бых-бых-те

рявкнул выродок. Мутант! На то, чтобы удивиться, – не было ни секунды! Директор сделал шаг назад, еще до этого приметив прислоненный к стене черенок лопаты. Осинового кола нет, но вот это сгодится… И готов был снести башку мерзкой твари, уже выползшей в школьный мир. За ней поднимала уродливый череп – вторая. Навела буркалы мертвенно блеснувших глазищ

бых бых те

из ви ни те

чудовище… содрало маску противогаза! Улыбка во весь рот, румяные щеки, смеющиеся глаза, всклоченные русые вихры… Рушников! Физрук. И следом – другое чудовище. Тоже содрало маску противогаза. Ну, этот потемнее, черты лица строже, карие глаза…

– И никакой библиотеки Иоанна Грозного! Да откуда ей там взяться? – тут же задал полемический тон историк Тушнов.

Но они… даже не обратили внимания на грозный вид директора, сжимающего «противомутантное» орудие в руке!

Тут же перегнулись по пояс, поднимали, тащили наверх что-то тяжелое. Им помогал невидимый пока Гоша, этот коллекционер кошмаров. И точно! Вдруг оказалось, Рушников держит в руках огромную человеческую ногу! В нелепом башмаке, полосатых гетрах. Тянет на себя другую, неестественно торчащую конечность. Затем появилось туловище; и что-то, похожее на голову; все вместе – безобразно раздутый труп. Тащат его за обрывки пленки, в которую он завернут. Деловито заволакивают, выворачивают тело, ломают обрубки рук. И это учителя?! А похожи – на рыбаков