— Ты прав: Я, кстати, всегда считал, что с Жильбером больших хлопот не будет. Я знаю, что он жалеет королеву. Он даже приносил ей цветы, и я почти уверен, что именно Жильбер пропустил к ней священника. Что же касается капрала Дюфрена, то он отличный мужик и вовсе не кровожадный.

— Подведем итоги, — заговорил де Бац. — Завтра я дам тебе золото, которое ты обещал ее величеству, и мы сразу же приступим к делу, потому что нам следует поторопиться. Самое позднее 2 сентября мы похитим королеву. Я обеспечу карету, которую пригоню во двор Консьержери. Со мной будут двое жандармов из числа наших друзей. В это время вы отправитесь к стражникам с приказом Коммуны о переводе королевы в Тампль. Кстати, при необходимости вы сможете воспользоваться найденной запиской. Она послужит свидетельством того, что заговор действительно существует, а королеву плохо охраняют в Консьержери. Ришарам это покажется совершенно нормальным.

— И куда мы повезем королеву потом?

— В замок Ливри, к госпоже де Жарже, а вернее, к ее отцу. Супруга шевалье после отъезда мужа живет в родительском замке вместе со своим зятем господином де Берни и дочерью, которая ждет ребенка. Оттуда мы отвезем королеву в Германию. У нее будут фальшивые документы, и я надеюсь, она доедет туда живой и невредимой!

— Ливри… — пробормотал Ружвиль. — Но ведь это была одна из остановок по пути в Варенн!

— Вы правы, но сейчас это самый короткий путь к свободе. И потом, никто не подумает, что Мария-Антуанетта решилась следовать этим роковым маршрутом.

На следующий день, в пятницу 30 августа, Мишони и Ружвиль снова появились в Консьержери. Шевалье принес в обширных карманах своего серого одеяния внушительную сумму в луидорах и ассигнациях.

К сожалению, на этот раз им не повезло: при королеве была гражданка Арель. Здоровье заключенной, подтачиваемое пережитыми страданиями и недостатком воздуха, ухудшалось с внушающей тревогу быстротой; когда мужчины вошли, королева лежала на кровати. При виде Ружвиля руки у нее затряслись, и она торопливо спрятала их под одеяло. Поскольку королева лежала в постели, тему для разговора найти оказалось нетрудно — здоровье заключенной. Чтобы дать возможность Ружвилю действовать, Мишони отвел гражданку Арель к окну, якобы желая поговорить с ней без свидетелей. Его широкая спина заслоняла от взгляда женщины королеву и шевалье.

— Кажется, вдова Капет собралась на тот свет? Каково твое мнение на этот счет, гражданка?

— Брось! — ответила Арель с неприятной улыбкой. — До эшафота она дотянет. Это все ее штучки — она притворяется, а на самом деле до могилы ей еще далеко.

— Будем надеяться, — громко расхохотался Мишони. — Было бы слишком грустно, если бы она преставилась здесь.

— Я пригляжу, чтобы она не протянула ноги, — поддержала его шутку гражданка Арель.

Тем временем Ружвиль наклонился к кровати и прошептал, пряча деньги под одеяло:

— Побег назначен на вечер понедельника. У вас будут силы?

— Я их найду.

— А ваша стража?

— Они на моей стороне. И Розали тоже…

— А эта женщина? — Руссель кивком указала на гражданку Арель.

— Нет. Она меня не любит и, кажется, желает моей смерти.

— Тогда не будем о ней говорить.

Суббота и воскресенье показались Ружвилю бесконечными, хотя он и провел их со своей возлюбленной Софи Дютийель. А для Марии-Антуанетты самым трудным днем стал понедельник, 2 сентября. Толстые стены тюрьмы хорошо защищали от жары, но днем в камере становилось очень душно. Воздух застаивался в Женском дворе, дышать было тяжело. Вечером раздался удар колокола, после которого заключенные должны были вернуться в свои камеры. Королеве прогулки не были разрешены, поэтому узницы, проходя мимо окна ее камеры, намеренно повышали голос, чтобы держать ее в курсе того, что происходило в тюрьме и в городе.

Когда большие башенные часы пробили одиннадцать, в тюрьме воцарилась тишина. Королева сидела в кресле, тревожно прислушиваясь. Наконец раздался стук колес экипажа, запряженного несколькими лошадьми. В коридоре послышались шаги, в окошке мелькнул свет, двери распахнулись, и в камеру вошли четверо — Мишони, Ружвиль, Жильбер и Дюфрен.

— Еще не спишь, гражданка? — спросил главный инспектор тюрем. — Тем лучше, потому что мы приехали за тобой!

— Куда вы собираетесь меня везти?

— В Тампль. Коммуна решила перевести тебя туда в интересах твоей же безопасности. Я должен тебя сопровождать.

— Так я увижу моих детей?

— На этот счет у меня приказа нет, — с непроницаемым лицом заявил Мишони. — Собирайся!

— Я готова. Розали пришлет мне мои вещи.

Девушка, вошедшая следом за мужчинами, накинула на плечи королеве накидку с капюшоном и со слезами на глазах поцеловала ей руку. Взволнованная Мария-Антуанетта обняла ее. В сопровождении Жильбера и Дюфрена она вышла из камеры. Впереди шел Мишони, замыкал процессию Ружвиль, терзаемый страхом.

У комнатушки надзирателя им пришлось подождать: Ришар должен был записать в журнал сведения о переводе заключенной. К счастью, он не видел ничего странного в том, что перевод из одной тюрьмы в другую происходит ночью. Стража уже собралась открыть ворота, когда вдруг раздался насмешливый голос:

— Я надеюсь, гражданин Мишони, что у тебя есть приказ Комитета общественного спасения о переводе вдовы Капет в Тампль?

Это была гражданка Арель. С недоброй улыбкой на лице она вышла из-за колонны, и Ружвиль почувствовал, как ледяная рука сжала ему сердце.

Однако Мишони перед лицом опасности не спасовал.

— Разумеется, приказ у меня есть, — начальственным тоном ответил он.

— Тогда покажи его!

— Я не захватил приказ с собой. Я его оставил в кабинете, и у нас нет времени ехать за ним! Ну вы там, поторапливайтесь!

Однако гражданка Арель не собиралась сдаваться. Бушующая в ней ненависть делала ее ясновидящей.

— Для всех, включая тебя самого, будет лучше, если ты заедешь к себе и все-таки привезешь этот приказ. — Она повернулась к стражникам и Ришару. — Вы представляете себе, чем это кончится для вас, если никакого приказа у гражданина Мишони нет и вдова Капет не попадет в Тампль? Вам так захотелось познакомиться с гильотиной?

— Это просто смешно! — возмутился Мишони. — Здесь все знают меня и не сомневаются в моем патриотизме и гражданской благонадежности. И ты, гражданка, должна понимать, что я могу заставить тебя дорого заплатить за такое оскорбление!

— Когда ты вернешься с бумагами, я немедленно извинюсь перед тобой. И кстати, о бумагах… Что стало с той запиской, которую гражданка Ришар нашла в кармане у жандарма Жильбера? Она у тебя?

— Разумеется, ведь гражданка Ришар передала ее мне…

Продолжая говорить, Мишони посмотрел на Ружвиля. Шевалье был бледен и едва держался на ногах. Главный инспектор тюрем обвел глазами остальных — они выглядели не лучшим образом. Мишони понял, что все потеряно. У них с Ружвилем даже не было оружия, а жандармы, несмотря на то, что им хорошо заплатили, были слишком напуганы, чтобы открыто перейти на сторону королевы. На улице ждал Бац с двумя своими людьми, но толщина стен не позволяла их окликнуть. А вот гражданка Арель могла заорать во весь голос, поднять на ноги стражу и взбудоражить весь квартал.