— Ты не родственник, ты просто чокнутая.

В дверь постучали.

— Эй, массовик-затейник! Мэр просил поторопиться, — окликнул Антон Сашу.

— О, да, — подмигнула она сычу. — Затейник — это еще мягко сказано.

Вскоре машина господина мэра уже подъезжала к новому торговому комплексу. Саша разглядывала здание с любопытством: совершить налет на его магазины она еще не успела. Встреть она этот комплекс в родном мире — не заметила бы никаких особых примет. Ладно — почти никаких: дверей и пожарных лестниц все-таки было многовато. Чего не могло быть в принципе, так это мигающих вывесок: Защитники их не переносили, они даже от обычных то и дело щурили глаза. Торговый центр сиял снаружи, а внутри просто выносил мозг огнями. Благоухал хвоей и сладостями так, что аллергики, наверное, обходили его за километр. Бил по всем органам чувств, кроме слуха: музыка не орала — звучала почти деликатно.

"И снова — спасибо совам", — машинально отметила Саша.

В центре крытой площади, полной гирлянд и заманчивых вывесок, стояла живая елка. Она была прекрасна, это Саша не могла не признать. Здесь были дети — много детей: счастливцы, для которых расщедрились родители. Были, разумеется, и родители с Защитниками: они скромно держались ближе к стенам. Среди взрослых, тут и там, как-то особенно скромно двигались знакомые Саше люди. Она достаточно часто встречалась с "Зарей", чтобы запомнить большинство лиц. Волхвы, да еще в штатском, — на семейном празднике? Вряд ли они пришли салютовать огнеметами младенцу Иисусу, скорее уж — выслеживали темного колдуна.

А раз так — не стоит исключать вероятность теракта. Даже здесь. Даже на детской елке. Врочем… здесь — особенно!

Она так погрузилась в невеселые мысли, что пропустила мимо ушей болтовню Вадима: клишированные призывы слушаться родителей и всегда быть на свету. Анатолий легонько толкнул ее:

— Сова, ты заснула? Сейчас твой выход. Во-о-он там, слева от мэра свисает конец гирлянды. Походишь, берешь, нажимаешь кнопку. Облажаться практически не реально.

"Приколист чертов! — мысленно фыркнула Саша. — Как будто в этом световом безумии кто-то заметит еще чуточку огоньков…"

— Новогодний сыч с вами! — весело крикнула она, направляясь к заветной кнопке. Помахала детям крылом. С удовольствием отметила, как Вадим поднял бровь.

Потом, когда все закончилось, Саша осознала, что почти обрадовалась. Вздохнула с облегчением. Она ожидала худшего, а что может быть хуже, чем полная темнота вместо сияния елки?

***

На долю секунды ей показалось: она так вжилась в роль совы, что обрела ночное зрение. Когда речь идет о жизни многих людей, счет почему-то всегда на секунды, никто не говорит герою: "Так, у тебя пара часов, попей кофе, а потом иди и режь нужный провод."

Саша моргнула дважды: глаза быстро свыклись с тьмой. "Глаза попаданца…" — отметила она машинально. Нет, ночное зрение не прорезалось. Тот, кто спланировал теракт, был не просто жесток, он еще и прекрасно разбирался в психологии. Лампы погасли на площади не полностью: у елки осталась слабенькая подсветка. Она превратила тени мохнатых веток в угловатые паучьи лапы. Наделила блестящие шары кровавым огнем злобных глаз. Детский страх делал свое дело: символ праздника вот-вот должен был стать чудовищем.

До кнопки и мэра Саша не дошла, но к елкомонстру оказалась ближе всех.

— Раз, два, три, елочка… э-э-э… светись!!! — Саша успела сообразить, что приказ "Гори!" обернется не шуткой, но серьезной проблемой. — Да светись же, зар-р-раза лохматая!

Огни зажглись. Полыхнули, почему-то, оттенками светофора, видимо, — в тон слову "зараза". Тут же стали взрываться, разбрасывая во все стороны искры. Но волхвы уже вступили в дело: рассредоточились, вернули к жизни часть светильников, предотвратили пожар, остановили панику.

— Вы в порядке? — спросила Саша Вадима.

— А ты? — он обнял ее за плечи, прижал к себе — перья костюма жалобно захрустели. Ей было плевать на костюм: так бы и стояла рядом с мэром, пусть волхвы отрабатывают жалование. Но вокруг было слишком много детей, и никто не спешил возвратить им праздник.

"Вот это я понимаю: сходил на елочку — получил расстройство на всю оставшуюся!"

— Мо-лод-цы! — прокричала Саша в микрофон. — Вы отлично проявили себя на учениях! Тьма, знаете ли, не празднует — вредит нам без выходных. Нужно быть готовыми каждый день. А теперь — кто первый покажет Новогоднему сычу, что ему подарили?

— Дети препубертатного возраста — меркантильные материалисты, — шепнула она Вадиму. — Смотрите, что сейчас будет.

— Нам еще не давали подарки… — донеслась предсказуемая жалоба из пестрой толпы.

— Безобразие! — Саша схватилась крыльями за голову. — Родители, о чем вы думаете?! Или под шумок все забрали себе?

Это сработало. Толпа действительно переключилась с инцидента на семейные неурядицы. Взрослые покидали торговый центр не в ужасе, скорее — в недоумении. Дети сжимали в руках коробки и казались вполне счастливыми.

— Что бы я без тебя делал, — совершенно искренне сказал Саше Вадим. — А у меня ведь тоже есть подарок. Вот.

Коробочка была совсем маленькая и плоская. "Часы?.. — озадачилась Саша. — Авторучка? Ладно, дареному коню в зубы…"

В изящном футляре оказалось красное ожерелье из цепочек и бусин. Дедова память. Вещь, с потерей которой Саша смирилась, но забыть ее так и не смогла.

Это был бы замечательный, очень теплый момент — если бы его не испортил бригадир Велич.

***

Саша в который раз заморгала: нет, бригадир не раздвоился, скорее уж — привел с собой старшую сестру. Без каски и белой формы, в простом костюме офисного работника эта немолодая дама выглядела тем самым волхвом, который отправляет колдунов на Первомайку. У нее были такие же строгие глаза, как у Велича. Такие же сжатые в нитку губы. Вот только шрам не делал ее привлекательнее — уродливо вздергивал угол рта, кривил усмешку.

— Александра Рябинина. Та самая великовозрастная ученица. Все детали есть в отчете, — представил Сашу бригадир — словно жука булавкой пришпилил.

— Неплохая реакция и стрессоустойчивость, — сухо отметила дама, окинув Сашу скептичеким взглядом. — Весьма среднее владение цветовыми каналами. Безобразная несерьезность. Эта твоя… "зараза" — недопустима.

— Аффект, — развела руками Саша. Ей полагалось бояться столичного следователя. Бояться очень мешала мысль, что она — все еще сыч, облезлый и мятый, как после драки.

— Запомни, ученица: аффекты — для простых граждан, — бросила дама-следователь. — Волхв может иметь горячее сердце, но разум его должен оставаться холодным. Слишком многие зависят от решений, которые ты примешь.

Почти совсем не дрожащими пальцами Саша нашла пуговицы костюма и сняла верхнюю часть. Предстала наконец перед волшебницей в приличном виде, коротко ответила: