Оппонировал Гумилеву его давний «хороший знакомый» Александр Натанович Бернштам, который выдвинул против диссертации Гумилева шестнадцать возражений. Не на того напал! Гумилев обладал природным даром рассказчика, лектора и спорщика, дар этот он развивал и шлифовал не только на симпозиумах, но и в экспедициях, в лагере, в молодежной компании. Многолетняя практика помогла Гумилеву с честью отразить все атаки. Если не хватало аргументов, прибегал к эффектным приемам, которые заставали оппонентов врасплох. Когда Берн штам обвинил Гумилева в незнании восточных языков, тот заговорил с ним поперсидски, чего Бернштам, по всей видимости, не ожидал и стушевался.

Гумилев смело перевел спор на, казалось бы, не очень выигрышную для него почву – на трактовку древнетюркских надписей, ведь тюркский он знал неважно, но и тут оказался на высоте: «…я приводил ему тюркские тексты, которые он плохо понимал, гораздо хуже меня. Я рассказал свою концепцию в духе исторического материализма и спросил моих учителей, насколько они согласны. Привел цитату из его работы, где было явное нарушение всякой логики, и, когда он запротестовал с места, я попросил принести журнал из библиотеки, чтобы проверить цитату».

Но можно ли верить этому рассказу, без сомнения, тенденциозному? Видимо, можно. Во всяком случае Гумилев защитился успешно, из шестнадцати членов ученого совета за него проголосовали пятнадцать.

«Это было для меня совершеннейшее торжество, потому что с этими академическими деятелями я устроил избиение младенцев, играя при этом роль царя Ирода», — еще много лет будет с гордостью вспоминать Гумилев, уже доктор наук и ведущий научный сотрудник института.

Бернштама после своего ареста в ноябре 1949 года Гумилев часто будет поминать недобрым словом. Настало время рассказать подробнее об этом примечательном человеке.

Биографы Гумилева представляют Бернштама злым гением, который много лет гнобил Гумилева и даже писал на него доно сы. Юрий Ефремов и Сергей Лавров прямо называют Бернштама доносчиком. Но откуда Лавров и Ефремов знали о доносах Бернштама? Только от самого Гумилева, тот же вряд ли знал наверняка. В те времена часто подозревали в стукачестве не тех, кого следовало. Ахматова, кажется, ни в чем не подозревала настоящую стукачку – Софью Островскую. Сам Гумилев обвинял в аресте 1938 года профессора Пумпянского, между тем документов, подтверждающих вину Пумпянского, не найдено. Не зря ли обвинял Гумилев и Бернштама? С другой стороны, Берн штам публично пытался «изобличить» Гумилева в «немарксизме», что в условиях того времени и в самом деле означало своего рода донос.

Бернштам и Гумилев были как будто самой природой предназначены к вражде. Гумилев ненавидел Бернштама, как только может дворянин (пусть и мнимый) ненавидеть выскочку-разночинца, «белый» – «красного», несчастный человек – счастливчика.

Бернштам и Гумилев родились в один день, 1 октября по новому стилю, только Александр Натанович был двумя годами старше Льва Николаевича. Судьбы их долгие годы были как-то странно связаны. Это удивительно напоминает рассказ Владимира Маканина «Ключарев и Алимушкин», где счастье одного героя тут же отражается в несчастье другого.

Оба, Гумилев и Бернштам, занимались древней и средневековой историей кочевников Центральной Азии, но Бернштам мог посвятить себя научной работе, а Гумилев годами был от нее отлучен. Бернштаму исключительно повезло с происхождением, для двадцатых-тридцатых лучшего нельзя было и придумать. Его отец, Натан Бернштам, большевик и участник трех революций, погиб в 1920 году в Крыму, сражаясь с врангелевцами.

Пока Гумилев зарабатывал рабочий стаж в трамвайном депо, в геологических партиях и паразитологических отрядах, Берн штам без экзамена поступил на этнографическое отделение географического факультета ЛГУ, успешно его окончил, поступил в аспирантуру и защитил кандидатскую диссертацию.

Когда Гумилев наконец поступил на истфак, Бернштам был уже старшим научным сотрудником Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК), а два года спустя возглавил Семиреченскую археологическую экспедицию. С тех пор Бернштам будет ездить в Среднюю Азию каждый год, руководить раскопками, откроет сотни ценных археологических памятников, будет читать древнетюркские рунические надписи.

Гумилев только в 1948—1949-м опубликует две небольшие статьи, затем последует перерыв до 1958 года. У Бернштама с 1931 го по 1956-й выйдет 250 научных работ, из них двадцать – отдельными книгами. В 1942 он защитит докторскую, пока з/к Гумилев будет ждать освобождения. Гумилева обходили наградами даже на фронте, а Бернштам в тылу получил орден Трудового Красного знамени и медаль «За доблестный труд». Если Гумилеву как будто не находилось места в советской жизни, то Александр Натанович, напротив, идеально соответствовал своей эпохе.

Сын большевика, Бернштам в юности был комсомольцем, а в 1940 году вступил и в партию. Сергей Павлович Толстов, известный археолог, членкор Академии наук, назовет Бернштама «ученым-коммунистом» и «несгибаемым большевиком», который боролся за «марксистско-ленинскую науку». Это не такие уж дежурные фразы. Ничего подобного нельзя было написать, скажем, о Крачковском или Кюнере. Якубовского могли в лучшем случае назвать «советским патриотом».

Вражда с доктором наук, да еще с правоверным марксистом, должна была дорого стоить Гумилеву, у которого и без того хватало недоброжелателей. Александр Натанович был довольно резким, экспансивным человеком, здесь он не уступал Гумилеву.

О темпераменте Бернштама можно судить по одному интересному случаю. Весной 1949 года за либерализм к «безродным космополитам» сняли с должности и выгнали из партии декана истфака ЛГУ В.В.Мавродина, на его место назначили Н.А.Корна товского, который тут же взялся за борьбу с «космополитизмом». Бернштам, вспоминает Р.Ганелин, напившись, обещал «огреть Корнатовского… палкой». Несколько человек едва удержали пьяного профессора. Это буйство Бернштама косвенно подтверждает и достоверность рассказа Гумилева о первой встрече с «Натанычем». Вспыльчивый Бернштам вполне мог крикнуть молодому и упрямому студенту «У вас мозги набекрень!»

На рубеже сороковых – пятидесятых Бернштам оставался известным и уважаемым советским ученым, в то время как Гумилев год спустя после защиты вновь оказался в тюрьме. Впрочем, вскоре звезда Бернштама стала закатываться. В 1951-м в издательстве Академии наук вышла его книга «Очерк истории гуннов», где Александр Натанович высказал оригинальную точку зрения: гунны не были безжалостными разрушителями древних цивилизаций, но, напротив, сыграли прогрессивную роль в истории Китая и Европы – помогли разрушить старое рабовладельческое общество и таким образом подготовили становление феодальной формации.

Уже в первом номере «Вестника древней истории» за 1952 год появилась ругательная рецензия. Рецензенты нашли в книге Бернштама множество фактических ошибок, уличили в приверженности взглядам Н.Я.Марра (только что разоблаченного И.В.Сталином) и заключили так: «Наша историческая общественность вправе ждать от А.Н.Бернштама пересмотра ряда основных его теоретических положений, вправе ждать от него создания истории гуннов, соответствующей основным требованиям современной марксистско-ленинской исторической науки».