С другой стороны, в предшествовавшие войне десятилетия многие отдельные люди и группы были недовольны важной ролью иностранцев, поддерживали националистические идеи в экономике и выдвижение русских предпринимателей и управленцев, хотя и не слишком, как соглашаются исследователи, в этом преуспели[488]. Однако война изменила ситуацию. Большинство иностранных подданных, занятых в сфере экономики, приехали из Германии или Австрии. С началом войны такие массово распространявшиеся газеты, как «Новое время» и «Московские ведомости», произвели ворох статей, требовавших решительных действий по ограничению немецкого влияния в экономике. Такие группы, как Московское купеческое собрание, «Общество 1914 года» и другие организации, объявили бойкот предприятиям, которыми владели иностранцы, и натурализованным немцам, а также лоббировали принятие закона, ограничивающего их права[489]. Подобная мобилизация – в контексте общей для военного времени мобилизации против внешнего, немецкого врага – порой преодолевала классовые границы. Складывается впечатление, что рабочие весьма серьезно восприняли антинемецкую кампанию: одно из их самых масштабных выступлений в военное время приняло форму кровавого трехдневного бунта и забастовки против немецких и вообще иностранных предприятий в Москве в мае 1915 года[490]. Некоторые бунтовщики несли составленные российской националистической организацией списки с адресами подданных враждебных государств и тех иммигрантов из Германии и Австрии, которые получили российское гражданство менее трех поколений назад. С точки зрения денежного ущерба этот бунт оказался одним из самых тяжелых в российской истории, да и в целом был самым крупным из когда-либо происходивших в любой из двух столиц империи[491]. Призыв к действиям население выражало не только в форме погромов: по всей стране рабочие принимали участие в сериях забастовок, протестов и иных акций, направленных в первую очередь против иностранных управляющих, владельцев предприятий и бригадиров[492].

Поначалу реакция правительства на волну такой народной и армейской мобилизации была сдержанной. Согласно мнению одного из специалистов по российскому законодательству, в XIX столетии не было свидетельств наложения Россией ареста на собственность подданных враждебных государств во время войн, в которых участвовала страна[493]. Более того, эксперт – современник событий утверждал, что защита права подданных враждебных государств на частную собственность к началу XX века являлась одним из наиболее незыблемых принципов и процессуальных норм международного права[494]. Совет министров прекрасно понимал, что подданные противника играют ключевую роль во многих областях российской экономики, и остерегался предпринимать потенциально дорогостоящие и разрушительные действия в разгар беспрецедентной мобилизации, связанной с тотальной войной.

Но давление армии и общества вынудило правительство принять ряд мер, которые по мере продолжения военных действий становились все более радикальными и широкомасштабными. 22 сентября 1914 года царь подписал декрет, на время войны запрещавший на всей территории империи приобретение земли или любой иной собственности, которой владели (или которую арендовали) подданные враждебных государств[495]. Этот декрет означал существенное распространение всех подобных ограничений, до войны применявшихся лишь в отношении нескольких губерний. Затем, в январе 1915 года, вышел другой декрет – принуждавший ликвидировать не только фирмы, чьими владельцами были исключительно подданные враждебных держав, но и те компании, в которых хотя бы один партнер был подданным противника, а также акционерные общества, считавшиеся собственностью «неприятельской нации»[496]. Удивительно быстро были выявлены 3054 такие фирмы. Примерно половина из них была освобождена от выполнения указа по апелляции – в основном потому, что подданные противника в составе этих предприятий были славянской, французской или итальянской национальности. К 1 июля 1915 года 1839 фирм было ликвидировано. Процесс предполагал продажу подданными враждебных государств их доли собственности с большой скидкой либо российским подданным, либо государству. Полученные деньги не могли отойти непосредственно продавцу, но помещались на особые замороженные счета в Государственном банке, которые предполагалось разморозить по окончании войны.