Реакция общества на постановление «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» последовала незамедлительно. Чуть ли не на следующее утро как в официальных документах, так и в обыденной речи начал использоваться термин «гражданство» вместо привычного «подданства». Газеты – от социалистических левых до консервативных правых – публиковали длинные статьи в поддержку постановления. Для либералов оно означало воплощение в жизнь несбывшихся надежд революции 1905 года: все население страны превратилось в граждан, наделенных равными правами. «Новое время» и другие рупоры консерваторов указывали, что создание единого сообщества граждан – это ключ к новой мобилизации для обороны страны. Все, кроме крайне правых, хвалили правительство за то, что оно положило конец несправедливым ограничениям прав евреев. Постановление сопровождалось декларацией намерения отменить все отличия в юридическом статусе, основанные на принадлежности к различным сословиям. В целом принятие данного документа стало естественным финалом пути к появлению единого «гражданства», определяемого как равенство прав и обязанностей всех причастных к государству лиц перед законом, – пути, важные шаги по которому были сделаны в эпоху Великих реформ и позднее, в 1905–1906 годах. Разумеется, воплощение этого, касавшегося всего общества, постановления требовало отмены значительной части существовавших на тот момент законов и правил.

Обращение с «гражданами враждебных держав» показывает, как повысилась важность границы между гражданами государства и иностранцами с принятием постановления. Общим правилом стала немедленная отмена всех законов, ограничивавших права российских граждан, в то время как многие ограничения прав иностранцев остались без изменений. Так, уже 11 марта 1917 года правительство аннулировало пятнадцать законов военного времени, которые ограничивали права немецких «колонистов», обладавших российским гражданством. Тысячи находившихся в российском подданстве немцев и евреев, высланных по приказу военных властей из прифронтовых зон и других регионов во внутренние провинции страны, начали возвращаться домой[508]. Военные противодействовали этому и сумели вынудить правительство издать 21 апреля постановление, согласно которому местные чиновники должны были получать у военных властей разрешение на возвращение каждого такого лица в районы, находившиеся под властью органов военного управления[509]. Однако создается впечатление, что эти указания повсеместно игнорировались – многие тысячи гражданских лиц, находившихся в российском подданстве, возвращались по домам, без сомнения, воодушевленные как заявлениями о конце всякой дискриминации по признаку вероисповедания и национальности, так и неуверенностью в том, каков же их новый статус, которую обнаруживали многие местные чиновники. Для сравнения: власти, по-видимому, с большим успехом удерживали депортированных граждан враждебных государств на местах, куда те были интернированы; для проведения такой политики тоже потребовалось решительное вмешательство военных[510].

В то же самое время правительство сохранило многие законы военного времени, ограничивавшие права граждан государств-противников[511]. В области как сельского хозяйства, так и городской экономики Временное правительство продолжало настаивать на выполнении программ ликвидации собственности и финансовых вкладов, принадлежавших подданным таких государств. Масштаб ликвидаций, осуществленных новым правительством в течение недолгого периода его пребывания у власти, был весьма значительным[512]. Таким образом, в целом проводилась вполне последовательная политика: с гражданами следовало обходиться одинаково, иностранцы продолжали подвергаться ограничениям. Одним словом, важность границы гражданства возросла.

Хотя формально запрет военного времени на натурализацию отменен не был, Министерство внутренних дел одобрило несколько прошений о натурализации, с которыми обратились частные лица и небольшие группы[513]. Правительство также расширило политику дарования иммунитета славянским подданным враждебных держав. Наиболее значительным в этом отношении оказалось принятое 27 июня 1917 года решение, полностью освободившее польских подданных неприятельских государств от санкций, за которым 1 августа последовало еще одно – даровавшее подобный иммунитет чехам и словакам[514].

Война стала поворотным пунктом в истории российского гражданства. Блокада и военные действия в сочетании с политическим курсом делали границу такой непроницаемой, какой она не была на протяжении по меньшей мере полувека. И натурализация, и денатурализация были, по сути дела, запрещены. Власти депортировали, интернировали иностранцев, принадлежавших к враждебным государствам, и национализировали их собственность, тем самым фактически навсегда исключая этих людей из российского общества. Для подданных государств-противников меры военного времени означали отмену ключевого принципа эпохи Великих реформ, согласно которому иностранцы были перед лицом закона равны в правах с российскими подданными. Эти меры также привели к появлению категорий гражданского населения, лишенных самых основных прав. Как показало время, подобные политические лейтмотивы и тенденции имели гораздо больше общего с политикой большевиков, чем с беспрецедентными, но недолговечными революционными декларациями Временного правительства.

По словам Сергея Кишкина, специалиста в области закона о гражданстве ранней советской эпохи, «Октябрьская революция вместе со всеми другими реквизитами Российской империи отправила в музей древностей и „подданство“… Подданство „Российской империи“ и подданство буржуазной республики Временного правительства сменилось советским гражданством»[515]. Однако в действительности, хотя в большевистской политике гражданства и в самом деле присутствовали революционные элементы (в том числе ее классовая основа и подход к решению женского вопроса), в других отношениях новая власть вернулась к дореформенным процессуальным нормам, связанным с подданством. Если важнейшим отличием подданства от гражданства является то, что последнее определяется как политическая система, все члены которой более или менее равны между собой в правах и обязанностях, то расцвет гражданства пришелся на период пребывания Временного правительства у власти. И напротив, понятие гражданства было полностью отвергнуто большевиками, создавшими новую систему сепаратных сделок с различными подгруппами населения и переведшими миллионы людей в разряд лишенцев (лиц, лишенных прав гражданства), – невиданный со времен крепостного права чрезвычайный статус подданного, имеющего лишь обязанности. Большевики также возродили и ввели старинные запреты на эмиграцию, прежде десятилетиями размывавшиеся и гораздо менее строго соблюдавшиеся.