— Несколько месяцев назад мы засекли аномалию. — Пояснил Эльниль, не сводя с меня глаз, — нарушающую причинно — следственные связи вселенной. Сначала мы думали, что это какая — то помеха, и просто приборы шалят, однако, чем дольше аномалия находилась на метрике, тем явственней становилось ее присутствие, и тем отчетливей были ощутимы последствия. То, что ты называешь магией, ни что иное, как силовой поток, вернее, сеть таких потоков, так или иначе оплетающих нашу планету в плотной сетью энергетических перекрестков.

— Вы знаете о других мирах?

— В теории. Любая межмирная модель имеет право на существование. Нарушение ее ведет к новым ответвлениям, тем самым расширяя и истончая энергию, как бы распределяя ее на всех. Чем больше аномалий, тем тоньше энергопоток, чем оно слабее, тем ближе к поверхности. В твоем мире, Котов, он где — то на стратосфере, в мире Фалько и Кобы, твоих товарищей, он стелится почти по земле. Ответвления в реальности создают новый сюжет, и он подтягивает или отталкивает переплетения, нанося вред всему живому.

— Ничего не понимаю. — Нахмурился я.

— А я поясню. — Эльф скрестил руки на груди. — Вот смотри, есть мир, твой, тот самый, где ты жил раньше, и знать не знал ничего о некромантии. Едва ты появился там в своем новом, перерожденном виде, как цепь энергетических нитей пришла в действие, и начала опускаться. Чем больше ты ее используешь, тем ниже сама сеть. С другой стороны, если обычный человек проникает в мир, наполненный магией, то сеть начинает подниматься. Движения эти совершенно микроскопически, в другие времена их бы и не заметили вовсе, как стараются не обращать внимания на иногда усиленный прилив, но чем дальше, чем больше воздействия, тем стремительней происходит движение. Надо ли говорить, что для материи мира постоянный износ, как усталость металла. Истончается, гнется, и, наконец, переламывается пополам.

— Вы хотите сказать, что я разрушаю миры?

— Нет, конечно. — Эльф покачал головой. — Ущерб от одного такого путникам минимален. Он — аномалия, ошибка в схеме, временный сбой в хорошо отлаженном механизме. Эту странную систему мы, если честно, так и не расшифровали. Перемещение, это сколько угодно, а вот обмен разумами, это, извините, табу. Мало того, что воспроизвести это еще ни у кого не получилось, хотя признаюсь, пытались многие, так это еще ведет к цепи коллизий. При изначальном телесном перемещении они минимальны, а вот если предположить, что обмен разумами доступен и, умерев в одном мире, ты оказываешься в теле другого человека в другом, вот тут и наступает опасный момент.

— Странно, но я ничего такого не ощутил. — Честно признался я. — Поначалу был, конечно, дискомфорт, в основном физический.

— Это ошибочное мнение. — Эльф довольно подмигнул. — Мозг человека, эльфа или гнома, по сути, сложный механизм, основанный на нейронных взаимодействиях. Ему свойственно стачивать острые углы, убирать на задний план неудобные моменты, отгораживать себя от неприятного, неправильного и чужеродного. Первое, с чем сталкивается сознание, по крайней мере, обязано столкнуться, это набор базовых функций, не подпадающих под привычный уклад. Взять хотя — бы физическую подготовку. Ты был крепче и выносливей того, в чьем теле ты очутился?

— Все так.

— А сколько раз ты неверно рассчитывал свои силы, и попросту выдыхался, не дойдя до финиша, либо добираясь до него на пределе существующих возможностей?

Я задумался, отмечая, что эльф — то в принципе прав, и эмоции на моем лице вызвали новую его улыбку.

— Это только верхушка айсберга, мелкая моторика, понимаешь? Самое сложное, это языковые схемы. Знания о них есть, а некоторые слова кажутся полной околесицей. К примеру, сколько времени длятся сутки в твоем мире?

— Двадцать четыре часа.

— А ты замечал, что день тут длинней, да и ночь тоже? Скажем, тебя не удивит, что полные сутки в нашем мире занимают двадцать пять часов, и этот лишний час тебя никак не смущает?

Я с сомнением нахмурился. Час, конечно, вроде ни на что не влиял, но этот как посмотреть.

— Однако мы беседуем не о том. — Эльф улыбнулся и вдруг выложил на стол странный округлый предмет. Чем — то он напомнил мне «сердце дракона», тот самый артефакт, что пришлось выбросить за борт, чтобы мы могли убраться с пиратского корабля. Отличался он только тем, что не мерцал, не источал влагу, и вообще вел себя вполне приличной. Ровный голубой огонек внутри него теплился еле — еле, будто пламя свечи, готовое потухнуть. — Откуда у вас это?

— А я почем знаю? — Опешил я. — Я эту хреновину в первый раз вижу.

— Поспешу не согласиться. — Эльф лукаво прищурился. — Этот блок нашли в ваших вещах. Я думаю, чтобы все выяснить, мы пригласим еще одну заинтересованную сторону.

— Это кого же?

— Горта.

Алберт Горт смотрел на меня из — за колыхающегося экрана. Вид у него был самый раздосадованный и одновременно довольный.

— Я же говорил тебе, Бэт, что эти парни совершенно не опасны, и не являются промышленными шпионами. — Гордо выдал он, и тут же переключил внимание на стоящий на пьедестале артефакт. С прибытием моего техногенного друга, активность внутри «сердца дракона» усилилась, но не на много. — Однако поразительно. Мы годами бились над концепцией уменьшения временной машины, а то, что передо мной, взорвет весь научный мир. Замкнутый самообеспечивающийся контур, она работает прямо сейчас и не создает непоправимых коллизий. Мои приборы даже фона не улавливают. Это восхитительно!

Кроме нас с эльфом в большом машинном зале находились с десяток рабочих, несколько операторов, спрятавшихся за толстым пуленепробиваемым стеклом, а также мои верные друзья, Фалько и Коба. За время отсутствия они отдохнули, посвежели. Фалько даже помолодел лет на десять. Морщины на его лице разгладились, круги под глазами пропали. Тот же низкорослик, похоже, даже в росте своем прибавил.

— Ну. — Бэт перевел взгляд с принца на гнома и обратно. — Откуда машина?

— Это не машина. — Потупился Коба. — Это артефакт. У Питралина таких еще много. Я этот еще в деревне заприметил, валялся он под половицей…

— Прям таки и валялся. — Усмехнулся я. — Коба, ты клептоман. Тебя лечить надо.

— Валялся. — Упрямо произнес гном. — Нам, подгорному народу, чужого не надо. Мы берем только то, что нам принадлежит, ну или… — тут произошла небольшая заминка. Коба видимо подбирал слова. — … или то, что нам принадлежать должно. К примеру, доставил тебе гость беспокойство, пусть отплатит трудом, али звонкой монетой. Не захотел давать ни того ни другого, так позаботься о себе сам. Маленький ты, под землей живешь, всю жизнь кайло из рук не выпускаешь, так ведь каждый обидеть норовит.

Находка Кобы на вопросы не ответила, а еще больше их подняла. Откуда у Питранила, дварфа из — под горы, оказался в руках столь сложный механизм? Зачем он ему? Скрывал ли он его истинное предназначение, или и сам не знал, что попало ему в руки. Если попало, то откуда оно, это чудо взялось, и кто его сделал? На эти и все остальные вопросы еще предстояло ответить. Эльфы были на нас не в обиде, даже наоборот. Когда артефакт удалось как следует рассмотреть, Бэт заключил, что технология хоть и похожа на их собственную, и те образчики, что в виде чертежей и принципиальных схем предоставило НИИ Альберта, но концепция настолько передовая, что даже самый заядлый скептик придет в неописуемый восторг и с головой окунется в исследования.