litbaza книги онлайнИсторическая прозаКропоткин - Вячеслав Маркин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 55 56 57 58 59 60 61 62 63 ... 101
Перейти на страницу:

У Тургенева обсуждались новости из России. «Процесс 193-х» — важнейшая из них. Всеобщее восхищение вызвала речь на суде Ипполита Мышкина[73], многократно прерывавшаяся председательствующим. Она, кстати, вобрала в себя многое из написанной Кропоткиным программы кружка «чайковцев». Тургенев расспрашивал о Мышкине: «Я хотел бы знать все касающееся его. Вот человек — ни малейшего следа гамлетовщины…» Писатель своим художественным чутьем предчувствовал появление в русской жизни совершенно нового типа интеллигента-революционера и, по-видимому, присматривался к своим собеседникам — Лаврову и Кропоткину. Однажды он предложил им пойти вместе в мастерскую скульптора Марка Антокольского и особенно рекомендовал посмотреть только что завершенную работу «Христос перед народом». Скульптура Кропоткина потрясла: необыкновенная грусть в лице в сочетании с огромной внутренней силой во всей фигуре Христа. Он казался похожим на связанного веревками здорового, крепкого крестьянина.

Антокольский не сразу понял, зачем Тургенев попросил принести лестницу. А тот считал, что революционеру нужно взглянуть на творение гениального скульптора именно сверху. И действительно, с высоты Кропоткин увидел «всю умственную мощь этого Христа, его превосходство над толпой, требовавшей его казни», увидел революционера и очень многое понял для себя, последовав совету Тургенева.

В дальнейшем Кропоткин и Тургенев встречались еще не раз. Однажды во время визита к Тургеневу племянница Кропоткина Е. Н. Половцева сказала, что слышала о сходстве Кропоткина с Базаровым. В своих мемуарах она вспоминала: «— Нет, нет, это совершенно неверно, — ответил Тургенев, — я представляю [его] себе совсем иначе и характеризовал бы его так: „Если бы ему по жребию пришлось совершить террористический акт и он, идя на это, услышал бы по дороге пение соловья, то я уверен, что он непременно бы остановился и…“

— И?.. — я взволнованно ожидала окончания фразы.

„И не знаю… совершил ли бы он террористический акт. Нет, нет у него общего с Базаровым… Его воспитание, внешняя элегантность, ну а главное, нежная, чуткая художественная душа…“»

Той же весной, когда Кропоткин уехал из Парижа снова в Швейцарию, он встретился со своей будущей женой. Это была студентка-биолог Женевского университета Софья Ананьева-Рабинович, приехавшая учиться из далекого сибирского города Томска, где прошли ее детство и юность. Хотя родилась она в 1856 году в Киеве, но отец ее был сослан в Сибирь. В 17 лет Софья ушла из дома и отправилась в Швейцарию учиться — так поступали в то время десятки девушек России, не имевших возможности получить университетское образование на родине. Однажды ей предложили помочь в переводе с испанского одному эмигранту из России. Им оказался Кропоткин. И он сообщил своему другу Полю Робену: «Я встретился в Женеве с одной русской женщиной, молодой, тихой, доброй, с одним из тех удивительных характеров, которые после суровой молодости становятся еще лучше…»

8 октября 1878 года они поженились. С этого времени и до конца его жизни рядом с Петром Алексеевичем всегда будет находиться Софья Григорьевна, его жена. Их брак был заключен в соответствии с принципами нигилистов: без всяких церковных обрядов, на основе полного равноправия. Он мог быть расторгнут или продлен по желанию любой из сторон через каждые три года. Так они договорились. Ему было 36 лет, ей 22. И трехлетний срок был ими повторен 14 раз — прожили они вместе 43 года, хотя с первых же лет этот союз подвергался тяжелым испытаниям. Рядом с ними всегда были друзья — дружили семьями. На протяжении десятилетий сохранялись исключительно теплые отношения с Сергеем Кравчинским и его женой Фанни, с братьями Элизе и Эли Реклю, с семьями Варлама Черкезова, Николая Чайковского, Марии Гольдсмит, Джеймса Гильома, Леонида Шишко и многих других. Невозможно перечислить друзей Кропоткина, искренне любивших этого исключительно обаятельного человека…

Швейцарские речи русского бунтовщика

Я полагал, что революционная газета… должна отмечать признаки, которые… знаменуют наступление новой эры, зарождение новых форм общественной жизни…

П. А. Кропоткин, 1899

Приехав в Швейцарию, Кропоткин выступает с лекциями в маленьких городах, расположенных вокруг Женевского озера, организует небольшие группы пропаганды, в чем-то подобные кружку «чайковцев», успешно распространяя свои идеи среди рабочих и ремесленников. Его беседы, которые он проводил на хорошем французском, усвоенном еще с детства, всегда вызывали интерес. Искренность и увлеченность сопровождали все его речи.

А из России, между тем, поступали новые известия. Прошли один за другим политические процессы: «193-х», по которому был привлечен и Кропоткин, «50-ти», долгушинцев… Очень суровыми были приговоры: десять, двенадцать, пятнадцать лет каторги, пожизненная ссылка. На этом фоне раскатом грома прозвучал 24 января 1878 года выстрел Веры Засулич в петербургского градоначальника Трепова, распорядившегося наказать розгами одного из заключенных за то, что он не снял перед ним шапку. Верная принципам нигилистов, она не сопротивлялась аресту, а на суде заявила: «Я… не могла найти другого способа обратить внимание на это происшествие… Страшно поднять руку на человека, но я находила, что должна это сделать». Рана была не смертельной. Мотивы поступка судом присяжных были признаны обоснованными, и суд оправдал Засулич. Это было невероятно. Правда, новый арест угрожал ей сразу же, как только она вышла из зала суда, но друзья укрыли девушку и вывезли в Швейцарию, где Кропоткин с ней встречался и однажды даже привел в горы, чтобы показать альпийские ледники.

После выстрела Веры Засулич политические покушения следовали одно за другим. Правительство отвечало на них репрессиями. По приговору военного суда в Одессе был казнен И. Ковальский, оказавший вооруженное сопротивление жандармам. Хотя он никого не убил, его казнили на виселице. Та же участь постигла случайно попавшего в руки полиции народовольца Валериана Осинского и сына крупного землевладельца в Новороссии Дмитрия Лизогуба. Оба были повешены в Одессе, но вскоре последовали новые покушения. 4 августа 1878 года на улице среди бела дня был заколот кинжалом шеф жандармов Н. В. Мезенцов. Покушение совершил Сергей Кравчинский, чудом избежавший ареста. Спасти его помог все тот же призовой рысак Варвар, умчавший на свободу двумя годами раньше Петра Кропоткина. А в феврале следующего года газеты сообщили, что жертвой преступного покушения стал харьковский генерал-губернатор князь Дмитрий Кропоткин, двоюродный брат Петра. Это был не такой уж плохой человек, но он, не подвергая устройство мира сомнению, послушно шел тем путем, который открывал перед ним его княжеский титул. Он был близок к императору и пытался как-то облегчить участь своих кузенов Петра и Александра, за что попал в немилость при дворе. Управлявший губернией восемь лет, он, конечно, не мог не знать о порядках в тюрьме Харькова, и революционеры решили, что генерал-губернатор должен ответить за них жизнью.

1 ... 55 56 57 58 59 60 61 62 63 ... 101
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?