– Я в этом не участвовал!

– Участвовал, – отрезала я. – Ты мог предотвратить это! Если б ты сообщил в полицию или освободил кого-то из нас, чтобы мы сами сообщили в полицию, Эвери не смог бы ее похитить, не избил бы ее, не изнасиловал бы. Она не оказалась бы здесь. Но теперь это будет повторяться снова и снова, пока она не умрет, еще совсем юной. Ты допустил это, Десмонд, позволил этому произойти – так что принял в этом самое непосредственное участие. Если ты никак не собираешься ей помочь, то я не хочу тебя здесь видеть.

Десмонд уставился на меня, шокированный моими словами. Потом молча развернулся и ушел.

Неужели репутация важнее, чем жизнь ребенка? Важнее, чем все наши жизни?

Блисс посмотрела ему вслед и взяла меня за руку.

– Как думаешь, он вернется?

– Мне без разницы.

В какой-то мере это была правда. Я слишком устала, и у меня уже не было сил раздумывать о никчемности Десмонда.

Примерно в два часа ночи девочка наконец-то пришла в себя. Боль обрушилась на нее волной, и она застонала. Я присела на кровать и взяла ее за руку.

– Не открывай глаза, – я старалась говорить мягко и не повышать голоса, как учила меня Лионетта. Прежде я никогда над этим не задумывалась, но с этой девочкой следовало проявить мягкость и настойчивость. София, наверное, сразу бы заметила разницу. – Я приложу тебе к лицу мокрую тряпку, чтобы снять боль.

Данелли отжала тряпку и протянула мне.

– Где… что…

– Я все тебе объясню, обещаю. Сможешь проглотить таблетку?

Она заплакала.

– Не надо, пожалуйста! Я буду смирной, обещаю, я не буду сопротивляться!

– Это всего лишь аспирин, поверь мне. Я хочу лишь помочь.

Я приподняла ей голову, положила в рот таблетку и дала запить.

– Кто вы?

– Меня зовут Майя. Я была похищена теми же самыми людьми. Но я не позволю им вновь причинить тебе вред. Они тебя не тронут.

– Я хочу домой.

– Знаю, – прошептала я, прикладывая тряпку к ее глазам. – Знаю. Мне жаль.

– Я хочу видеть, прошу вас, дайте мне открыть глаза!

Я заслонила ей глаза и убрала тряпку. Даже при таком слабом свете девочка заморгала. Глаза у нее были разного цвета: один – голубой, другой – серый; на радужной оболочке голубого были два пятнышка. Я сдвинула руку так, чтобы она могла видеть меня, и при этом ее не слепил свет от лампы.

– Так лучше?

– Больно, – пожаловалась она. Слезы стекали ей на волосы.

– Я знаю, милая. Знаю.

Девочка перевернулась на бок и положила голову мне на колени, обхватив руками за талию.

– Я хочу к маме!

– Знаю, милая, – я склонилась над ней, так что мои волосы рассыпались вокруг нее, словно заслоняли от всех опасностей, и крепко обняла, стараясь при этом не причинить боли. – Мне жаль.

Джилли на тот момент исполнилось одиннадцать. Эта девочка была примерно того же возраста, может, на год старше. Но мне по-прежнему было больно вспоминать дочерей Софии. Эта девочка была такой маленькой, такой хрупкой… Не хотелось думать так же о маленькой храброй Джилли.

Она плакала, пока снова не уснула. А когда проснулась через несколько часов, Блисс принесла нам фрукты.

– Лоррейн не приготовила завтрак, – шепнула она мне и Данелли. – Зулема и Вилла говорят, она всю ночь просидела на кухне, уставившись в стену.

Я кивнула, взяла банан и присела рядом с девочкой.

– Вот. Ты, должно быть, проголодалась.

– Не то чтобы, – ответила она жалостливо.

– Это последствия шока. Но кальций полезен для мышц – он поможет им расслабиться и немного снимет боль.

Она тяжело вздохнула, но взяла банан и откусила.

– Это Блисс, – я показала на подругу. – А это Данелли. Можешь назвать свое имя?

– Кейли Рудольф, – ответила девочка. – Я из Шарпсбурга, Мэриленд.

В прошлой жизни Джулиан говорил что-то насчет Мэриленда.

– Кейли, побудешь храброй ради меня?

В глазах ее снова заблестели слезы, но она, слава Богу, кивнула.

– Кейли, мы называем это место Садом. Нас держат здесь трое мужчин, отец и его сыновья. Они кормят нас и одевают, обеспечивают всем необходимым, но не отпускают. Сожалею, что тебя похитили и привели сюда, но я не в силах этого изменить. Не могу обещать, что ты когда-нибудь вернешься домой к своим родным.

Кейли всхлипнула, и я обняла ее за плечи и привлекла к себе.

– Знаю, это тяжело. И это не просто слова – я знаю, о чем говорю. Но обещаю, что позабочусь о тебе и не позволю им тебя тронуть. Мы здесь как одна большая семья. Иногда мы ругаемся, кто-то кому-то не нравится, но мы – семья и привыкли заботиться друг о друге.

Блисс наградила меня кривой улыбкой. Она, хоть и не в подробностях, но знала, что я росла несколько иначе. Однако мне довелось познать это в нью-йоркской квартире, а остального я набралась уже в Саду. Мы были странной, но все-таки семьей.

Кейли взглянула на Данелли и содрогнулась.

– Почему у нее татуировка на лице? – спросила она шепотом.

Данелли опустилась на колени перед кроватью и взяла Кейли за руки.

– Это еще одно обстоятельство, которое ты должна принять, – произнесла она мягким голосом. – Хочешь услышать сейчас или подождать немного?

Девочка прикусила губу и взглянула на меня неуверенно.

– Тебе решать, – сказала я. – Сейчас или позже, выбор за тобой. Если тебе от этого станет легче, то обещаю: тебя это не коснется.

Она сделала глубокий вдох и кивнула.

– Тогда лучше сейчас.

– Человек, который держит нас здесь, – мы зовем его Садовником, – заговорила Данелли. – Он считает нас своими Бабочками и делает нам на спинах татуировки в виде крыльев. Когда я только попала сюда, я думала, что если понравлюсь ему больше остальных, то он отпустит меня, и я вернусь домой. Я ошибалась, но поняла это слишком поздно, и он сделал мне крылья на лице, чтобы все видели, что я счастлива находиться здесь.

Кейли снова взглянула на меня.

– У тебя тоже такие есть?

– Да, на спине.

Она перевела взгляд на Блисс. Та кивнула.

– Но мне он их не сделает?

– Он к тебе даже не притронется.

После обеда мы вывели ее в Сад. Блисс шла впереди нас, предупреждая остальных. Обычно девушки сторонились новеньких, пока те не освоятся, но с Кейли обстояло иначе. Все, кроме Сирват, подходили к ней – по одной или парами, – знакомились и выказывали свои добрые намерения. Но самое главное – обещали, что мы все вместе будем оберегать ее. При этом отсутствие Сирват меня как-то не расстроило.