Возле скамейки стояли мужчина и женщина непрезентабельного вида. Их глаза излучали сочувствие. Мужчина потряс перед носом Каурова целлофановым кульком, в котором позвякивали какие-то аптечные пузырьки.

— Третьим будешь?

— Нет, спасибо.

— А может, денег дашь тогда, сколько не жалко? Я с зоны недавно откинулся.

Геннадий хлопнул себя по карману джинсов. Но бумажника в нем не оказалось. Он также не обнаружил на руке часов, а на поясе — пейджера.

— Вот сволочи! — Кауров взвыл так, что собеседники от него отшатнулись.

— Цыгане меня обокрали. Вы тут не видели их?

— Видали. Вон туда вся кодла их побежала, как поезд пришел.

Мужчина показывал куда-то влево вдоль железнодорожного полотна. Но никаких цыган там уже не было видно.

— И деньги ведь у меня в бумажнике, и документы. Где здесь милиция?

— На вокзале пикет. Но только не бывает их никого в это время. У электричек — дневной перерыв, и менты тоже перерыв себе делают — обедать уезжают. Часа через два теперь только появятся.

Дверь пункта охраны порядка на станции и вправду оказалась закрыта. С завистью поглядывая не только на маршрутные такси, но даже и на обычные рейсовые автобусы-скотовозы, без денег, без документов Кауров побрел пешком на окраину Луги. Пошарил по карманам — ни шариковой ручки, ни монетки, ни расчески. Вообще ни одного предмета. Гол как сокол. Впрочем, кое-что при нем все же отыскалось. В маленьком переднем бесполезном прямоугольном кармашке на правой штанине (Кауров читал, что изобретатели джинсов придумали его для карманных часов) он что-то нащупал. Это была «застывшая молния» — камешек старика Тарасова с одноименного хутора. Геннадий еще в Волгограде как переложил странный подарочек из брюк в джинсы, так и забыл про него.

Он только теперь этот камень толком и разглядел — темно-коричневый, с желтоватыми прожилками, узкий, с мизинец длиной, гладкий, будто не в земле лежал, а среди морской гальки. Кауров хотел было его выбросить, но потом передумал и сунул обратно в тот же самый карман.

Перед ним на горизонте небо заволакивало чернотой. Собирался дождь. Но зонта у Геннадия тоже не было.

На подходе к дедову дому он обратил внимание, что район с момента его последнего приезда стал еще депрессивнее — прибавилось домов с заколоченными ставнями и мусорных свалок. Каурову не встретился ни один человек — только бродячие собаки. Хибара деда представляла собой жалкое зрелище — некогда веселенькая голубая краска во многих местах облупилась, обнажив почерневшие доски. Забор местами упал. Детские качели, на которых когда-то давно качался еще он, Геннадий, утонули в репейниках. Наверное, особенно жутко здесь было находиться по вечерам. И в это место он отправил Полину с Василием!..

Неподалеку от дома стоял грузовик ЗИЛ-130, кузов которого был накрыт брезентом. Наверное, машина принадлежала соседу-шоферу — Кауров не помнил, как его звать, но знал, что по просьбе отца этот человек приглядывал за дедом в последний год жизни. Он и сообщил им по телефону о смерти старика.

«Ну вот и хорошо, сосед дома — все не так страшно», — подумал Геннадий и свернул с дороги на знакомую с детства тропинку. Потянул за ручку двери — закрыто. Постучал. С той стороны раздались шаги и скрип половиц. Кауров затаил желание: вот сейчас он обнимет Полину, втроем с Васькой они заберутся с ногами на кровать и в этом своем никому неизвестном убежище пересидят беду.

Лязгнул замок. Но дверь отворилась не сразу. Полина будто раздумывала доли секунды. «Почему она не спросила, кто пришел?» — промелькнуло в голове у Каурова.

Дверь открылась. Он не сразу разглядел бледное лицо жены в темной прихожей. Полина выглядела очень напуганной.

— Ты даже не спрашиваешь, кто это. Так же нельзя, Поля, — попенял Геннадий супруге, переступая через порог в темноту…

— А чего ей бояться? С нами не страшно, — раздалось за спиной. И в ту же секунду на его голову обрушился сильный удар. Полина вскрикнула. Геннадий потерял равновесие, но, падая, напоролся еще на один удар, только теперь уже спереди — он пришелся в переносицу. В глазах сверкнули искры, раздался хруст сломанного хряща, в лоб вонзилась тысяча маленьких острых иголок.

Каурова подхватили под руки и куда-то поволокли.

— Не убивайте его! — голосила Полина.

— Заткнись, сука! — коротко бросил мужской голос.

— Папа, папочка! — раздался тоненький звонкий голосок сына. Этот крик возвратил на секунду Каурову волю к сопротивлению. Он попытался вывернуться, но получил такой сильный удар в спину, что чуть не задохнулся от боли.

Его бросили на пол, перевернули на спину. Зрение медленно возвращалось. Комнату освещал лишь тусклый свет, идущий откуда-то издалека. Из полумрака сначала выплыли чьи-то ноги в камуфляжных штанах. Потом черная футболка. Прямо над Кауровым стоял мужчина высокого роста. Тот самый, с толстой щербатой рожей, что, сидя в «копейке», приказывал ему остановиться. Щербатая рожа широко улыбалась.

— На, кровь ему подотри, — раздался мужской голос откуда-то справа, и на лицо Геннадию упала тряпка.

Он попытался вдохнуть носом воздух и чуть не захлебнулся собственной кровью. Она струйкой стекала у него по щеке. Тряпка быстро пропитывалась.

— Кто вы? За что? — превозмогая боль в носоглотке, выдавил из себя Геннадий.

— Придет время — узнаешь, — ответил ему все тот же голос справа. Кауров скосил взгляд на звук. Плотный коротко стриженый человек бандитской наружности сидел на стуле метрах в двух от него. У него были оттопыренные уши, рельефные скулы и чуть свернутый на левую сторону нос.

Был в доме еще и третий непрошеный гость. Он сидел в глубине комнаты на кровати и удерживал за плечи Полину. Этот парень был помоложе двух других, худощав, горбонос и слегка напоминал уроженца Кавказа. Он то и дело поглядывал на сидящего тут же, на кровати, заплаканного Васю Каурова.

— Вы из милиции? — прохлюпал Геннадий ртом, полным крови. В нем еще теплилась надежда, что это какое-то недоразумение и сейчас удастся во всем разобраться. Но в ответ прямо над ним раздалось громкое издевательское ржание.

— Мы из милиции. Прикинь, — щербатый давился смехом.

— Это из-за Кацнельсона? — Кауров продолжал цепляться вопросами к своим мучителям, надеясь установить с ними хоть какой-то контакт.

— Че, какие кальсоны? — наклонился к нему, чтобы лучше расслышать, щербатый.

— Кацнельсон — мой начальник. Это все из-за него? Да?

— Не суетись, не гадай. Все равно не угадаешь, — тихо сказал человек, сидящий на стуле. Видать, он был среди этой троицы главным.

— Это ошибка! Я не тот, кто вам нужен. У меня нет врагов, — продолжал Кауров заклинать неизвестных ему людей. Похоже, это им надоело.

— Все, заткни пасть. Заклей ему рот скотчем, — приказал сидящий на стуле.