Прошло еще сколько-то времени, и я попытался наладить с ним отношения:

– Вэйн, почему ты не хочешь выйти и поговорить со мной? Ты, никак, задубел в своем безумии?

– Безумии? – переспросил он. – Разве стремление выжить – это безумие?

– Да пойми, чудак, я не сделаю тебе ничего плохого. Давай спокойно, по-джентльменски, обсудим все твои претензии ко мне.

– Я как вспомню нашу болтовню, у меня сразу голову схватывает. Держись от меня подальше и не мешай мне спокойно жить!

– Хорошо, только прекрати воровать у меня еду и воду.

– Я ничего не прекращу, пока ты не заплатишь мне кровью. Это ведь из-за тебя мы отправились искать корабли работорговцев. И из-за тебя Джек Рэкхем забрал мой корабль!

Теперь тебе ясно, с кем мне приходилось иметь дело? Чарльз терял рассудок. Он обвинял меня в действиях, на которые сам же меня и подбил. Не кто иной, как Чарльз, вдруг захотел отправиться на поиски Обсерватории. И он же спровоцировал бунт своей команды, жестоко ранив капитана работоргового судна. У меня было ничуть не меньше причин для ненависти к нему, чем у него ко мне. Разница между нами заключалась в том, что я не потерял рассудок. Рассудок служит мне до сих пор. Чарльз усиленно старался втянуть в свое безумие и меня, отчего сам делался еще безумнее.

– Это все ты и твои сказки, Кенуэй! Ты завлек нас в этот хаос!

Он по-крысиному прятался в кустах, выбирая углы потемнее. Забивался между корнями или обхватывал стволы деревьев и, нюхая собственный смрад, трусливо следил за мной. Мне стало казаться, что Вэйн замышляет убить меня. Свое оружие я содержал в порядке, и, хотя не разгуливал по острову вооруженным (я постепенно привык не таскать на себе ничего лишнего), мне бы не понадобилось много времени, чтобы вооружиться.

Потом его безумие сделало новый виток. От словесных оскорблений и угроз, которыми Чарльз осыпал меня, прячась в кустах, он перешел к устройству ловушек. Я для него превратился в дичь.

Я терпел, пока однажды не решил: с меня достаточно. Я должен убить Чарльза Вэйна.

Утром, когда я вышел, намереваясь осуществить задуманное, на сердце у меня было тяжело. Уж лучше терпеть спутника-безумца, чем остаться одному. Но его безумие перешло опасную черту. Чарльз меня ненавидел и явно намеревался убить. Милосердие, проявленное к нему, могло стоить мне жизни.

Я нашел его возле родника. Он сидел на корточках, держа руки между ногами. Казалось, он пытается развести огонь. При этом он напевал какую-то совершенно бессмысленную песню.

Я находился у него за спиной. Прикончить его не составило бы труда. Я пытался себя убеждать, что поступаю гуманно, обрывая жизнь, которой он сам тяготится. Я неслышно подкрался к Чарльзу и выдвинул скрытый клинок.

Но у меня не хватило решимости сразу нанести удар. Я немного замешкался и едва не погиб сам. Поза Чарльза оказалась уловкой. Он стремительно повернулся и швырнул мне в лицо горсть горячего пепла. Я инстинктивно попятился. Он вскочил, мелькнуло лезвие сабли, и наше сражение началось.

Наносить удар. Парировать. Снова наносить удар. Скрытый клинок служил мне мечом. Я отражал атаки Чарльза и делал выпады сам.

Сражаясь с ним, я думал: «Никак он считает, что я его предал?» Возможно. Ненависть влила в Чарльза силы. На какое-то время он преобразился, перестав быть жалким дикарем. Я узнавал прежнего Вэйна. Но одной ненависти для победы надо мной было мало. Недели, когда он сидел, скрючившись, в кустах и ел лишь то, что крал у меня, ослабили Чарльза. Я легко выбил у него саблю. Однако и сейчас я не стал его убивать. Я убрал клинок в паз, отстегнул крепления и отбросил свое оружие в сторону. Следом я снял с себя рубашку. Голые по пояс, мы продолжили биться на кулаках.

Я завалил его, и мои костяшки пальцев хорошенько погуляли по его телу. Потом, спохватившись, я остановился. Я тяжело дышал. С кулаков капала кровь, а на земле валялся Чарльз Вэйн. Лохматый, похожий на отшельника. От меня самого не пахло розами, но я не опустился до такой степени, как он. Мои ноздри улавливали запах дерьма, засохшего у него на ляжках. Тем временем Чарльз повернулся на бок и выплюнул зуб, за которым потянулась ниточка слюны. Он вдруг принялся хихикать. Настоящий безумец.

– Эй, нежный мальчик. Что ж ты бросил дело на середине? – спросил он.

Я покачал головой:

– И это награда мне за то, что я продолжаю верить в лучшие человеческие качества? За то, что считаю даже такую трюмную крысу, как ты, еще не вполне конченым существом? Наверное, Хорниголд был прав. Миру и впрямь нужны честолюбивые люди, которые не позволят таким, как ты, окончательно его загадить.

– Может, у тебя просто кишка тонка, чтобы жить, не испытывая раскаяния, – засмеялся Чарльз.

– Вот что, прыщ. Не придерживай мне местечко в аду. Я туда не тороплюсь, – сказал я и плюнул.

С этими словами я подобрал клинок и ушел. Когда вскоре мне удалось раздобыть рыбачью лодку, я подумал, не взять ли Чарльза с собой, но быстро прогнал эту мысль.

Да простит меня Господь, но я и так получил сполна от этого поганца.

Май 1719 г.

Через несколько месяцев я сумел добраться до Инагуа. Я благодарил судьбу, что остался жив, и радовался встрече с командой. Моя радость стала еще больше, когда я увидел, насколько ребята рады моему возвращению. «Он жив! Наш капитан жив!» Они устроили празднество, растянувшееся на несколько дней. Высосали весь ром в бухте, и мое сердце слегка оттаяло.

На острове я встретил и Мэри, но в облике Джеймса Кидда. Естественно, я тут же прогнал все мысли о ее сиськах и в присутствии других называл ее не иначе как Джеймсом. Эту бдительность я сохранял даже перед Адевале. Первые дни тот буквально не отходил от меня, словно боялся выпустить из поля зрения.

От Мэри я узнал печальную новость: Стида Боннета повесили в Уайт-Пойнте.

Бедняга Стид. Мой благодушный друг-купец, в котором жила тяга к приключениям. Не напрасно он расспрашивал меня про пиратов. Он расстался с прежней размеренной жизнью и примкнул к нашему племени. Его называли «пиратом-джентльменом». Он носил халат, а его пиратские интересы лежали к северу от Кубы и Ямайки. Судьба свела его с Черной Бородой. У них возникло что-то вроде союза. Как я уже говорил, Боннет был плохим моряком, а пиратским капитаном он был просто никудышным. Кончилось тем, что его команда устроила бунт и переметнулась к Тэтчу. И последним унижением для Стида стала необходимость оставаться в качестве «гостя» на корабле Черной Бороды с длинным названием «Месть королевы Анны». Впрочем, это было «предпоследним унижением». Последнее Стид испытал, когда его схватили и повесили.

Рассказала Мэри и про то, что нынче творилось в Нассау – нашем бедном, страдающем Нассау. Джеймс Бонни заделался шпионом у Вудса Роджерса. Позор, в сравнении с которым меркли все любезничанья его жены Энн. А Роджерс нанес смертельный удар по пиратам. Желая показать силу своего правления, он приказал повесить восьмерых в гавани Нассау. После этого пиратское сопротивление пошло на спад. Даже заговор с целью убийства Роджерса готовился спустя рукава и был легко раскрыт.