— Не надо притворяться наивной. Мне здорово досталось от Краудера.

— Из-за той статьи в газете?

— Вы ее видели?

— Да, еще до отъезда из Нью-Орлеана. Если верить Ариэль Уайлд, я просто уличная девка, не так ли?

— Слишком много шума вокруг невинного поцелуя. Поцелуй был не совсем невинный, подумала Клэр, но воздержалась от комментария.

— Вам следовало все-таки подумать о последствиях, прежде чем целовать меня.

— Я об этом подумал. Но в тот момент последствия не шли ни в какое сравнение с наслаждением.

У Клэр перехватило дыхание, по телу разлилась теплая волна. Она опустилась на стоявший рядом плетеный стул, лихорадочно подыскивая слова, которые могли бы заполнить возникшую неловкую паузу.

Наконец в трубке раздался голос Кассиди:

— Ариэль еще до того, как связалась с прессой, позвонила Краудеру. По всей вероятности, она наняла кого-то следить за вами.

Мысль о том, что чужой человек тайно за ней наблюдал все это время, вызвала такое отвращение, что захотелось вымыться.

— Черт бы ее побрал! Почему она не хочет оставить нас в покое? И вы тоже?

— Послушайте, последние два дня для меня тоже прошли не в развлечениях.

— Не думаю, что Краудер слишком порадовался вашим успехам, — заметила она.

— Он грозился отстранить меня отдела.

— А вы этого не хотите, так ведь?

— Нет, не хочу.

— А какую официальную оценку той статье дает Краудер?

— Он все отрицает.

— Как же он может? — воскликнула Клэр.

— Но ведь нет никаких доказательств, что я целовал вас, одни лишь слова. А кому больше склонно доверять общественное мнение — какому-то религиозному фанатику или окружному прокурору?

— И Краудер готов солгать, чтобы защитить вас?

— Не меня. Он защищает честь своего учреждения. Он ведь прежде всего политик и будет поддерживать систему так же яростно, как вы ей противостоите.

Клэр пыталась все это осмыслить, как вдруг ее осенило:

— Чтобы вернуть себе расположение Краудера, вы, по сути, предали меня. Это единственный способ для вас доказать достопочтенной публике, что вы беспристрастны и что мои чары на вас не оказывают никакого влияния.

— Да нет же, черт возьми, — резко сказал он. — Вы все не так поняли.

— Неужели?

— Ну хорошо, до некоторой степени вы правы. Но все это никак не связано ни с политикой, ни с Краудером. Единственным человеком, которому я стремлюсь доказать что-то, являюсь я сам. Я попросил дать мне это дело. Потребовал. И вот теперь, когда оно в моих руках, мой долг — найти и привлечь к ответственности убийцу Джексона Уайлда. — И уже несколько тише добавил:

— Независимо от того, кто им окажется. Вот почему…

— Почему что?

— Вот почему сегодня утром я получил ордер на обыск во «Французском шелке».

Клэр стало не по себе. Мысль о том, что в ее личных вещах будут копаться чужие люди, была невыносима.

— Вы не можете так поступить со мной, Кассиди!

— К сожалению, Клэр, могу. Должен. Я уже выезжаю туда, меня ждут.

Не попрощавшись, он повесил трубку.

Когда Клэр присоединилась к трапезе, она упрямо выдерживала на лице улыбку и старалась держаться непринужденно, но провести никого не удалось.

Мэри Кэтрин отвела ее в сторону.

— Все в порядке, дорогая? Ты выглядишь расстроенной. Клэр нежно пожала ей руку.

— Все прекрасно, мама.

— Это ведь звонил мистер Кассиди? Он что, опять задавал тебе вопросы о преподобном Уайлде?

— Нет. Ничего подобного. Тебе здесь нравится? Чем вы с Гарри занимались сегодня утром?

Мэри Кэтрин погрузилась в длинный, пространный пересказ своих утренних дел.

После обеда Клэр добросовестно исполняла свои обязанности, стараясь осуществить все намеченные еще с утра планы, но мысли ее вновь и вновь возвращались к людям в полицейской форме, которые шарили в ее ящичках, шкафах, вещах Ясмин и Мэри Кэтрин, рылись в официальных бумагах, обыскивали туалеты, трогали их интимные вещи.

Она никогда этого не простит Кассиди.

— Дорогая, ты не знаешь, где мои золотые запонки? Алистер Петри вошел в комнату — манжеты на рукавах рубашки все еще болтались расстегнутыми. Через полчаса супругов Петри ожидали на торжественном обеде, который устраивался в рамках избирательной кампании.

— Они здесь, на моем столике.

Белль сидела на плюшевом пуфике перед зеркалом, расчесывая щеткой светловолосого «пажа» на своей голове. Она носила эту прическу еще с университетских времен, и волосы ее до сих пор сохраняли шелковистость и лоск благодаря дорогостоящему уходу и ежемесячной стрижке.

— Тебе удалось увидеть меня по телевизору? — спросил Алистер, застегивая рубашку.

— Нет, дорогой. Я была занята подготовкой к сегодняшнему вечеру. Но, уверена, ты имел огромный успех.

Он подошел к столику Белль и потянулся за запонками.

— Две телекомпании… — Рука его дернулась, словно от укуса кобры.

Запонки уютно устроились в крохотном гнездышке кружев, которые он мгновенно узнал. Кишки свело от страха. На какое-то мгновение, которое показалось вечностью, он испугался, что его стошнит прямо на все эти роскошные баночки кремов и флаконы духов, выстроившиеся на столике.

Их взгляды встретились в зеркале. Очень спокойно Белль закончила застегивать бриллиантовые сережки.

— Я это нашла в кармане пиджака, который отправляла в чистку. Как и подобает супруге, у меня есть привычка проверять твои карманы перед тем, как отдавать вещи. Тебе следовало бы это знать и быть более внимательным.

— Белль, я…

— Что ты, Алистер? — Она повернулась и устремила на мужа взгляд слишком нежный, чтобы быть искренним. — Ты начал носить дамское белье? — Она приподняла кружевные трусики. — И как называется это пристрастие?

Придя в себя после шока, Алистер начал злиться. Другие мужчины тоже имели связи на стороне, но им никогда не приходилось отчитываться в своих действиях. Почему же он всегда должен играть роль виноватого?

— Не надо говорить со мной таким тоном, Белль.

— Что ж, — сказала она, растягивая эластичные трусики, словно рогатку, — тогда напрашивается единственный вывод — у тебя внебрачная связь.

Она встала и молча прошла мимо. Этот высокомерный жест задел его больше всего. Белль умела ставить на место; Алистер почувствовал себя неотесанным мужланом, тупым и ничтожным.