– Уйти? Мы Салиши. Мы не уходим от своей реки.

– Но вы ведь можете, верно? – спросила Мари. – Сейчас весна. У вас есть время уйти подальше от берега. Ведь, как говорит Голубка, это не навсегда, а всего лишь на год.

– Мать защитит нас. Мы останемся там, где жили всегда. Мы пережили разрушение мира. Заботой Матери мы процветаем там, где другие нашли конец. Мы останемся под ее могущественной защитой.

– Но Мать знает, что произойдет. Я думаю, это предупреждение исходит от нее, – сказала Голубка.

– Чушь. Почему тогда Мать не предупредила меня, своего жреца? Или кого-то из нашего народа? Почему она выбрала голос чужестранки?

Голубка прикусила губу. За нее ответила Дженна:

– Может, она пыталась тебя предупредить, но ты ее не слушал? Прошу, не сочти мои слова за непочтительность. Но я знаю, что такое не видеть правды, которую не хочешь видеть. – Дженна поймала взгляд Мари и одними губами шепнула: «Прости».

– Отец Джон, – сказала Голубка. – Подумай, не было ли у тебя в последние месяцы снов, символов и знамений, которые ты мог не заметить или неверно истолковать. Возможно, тогда мои слова обретут для тебя смысл.

– Вы должны уйти. Немедленно, – сказал отец Джон бесцветным голосом, холодным, как лезвие ножа.

– Я… я не хотела никого оскорбить, – сказала Голубка.

Мари коснулась руки девушки.

– Отец Джон, Голубка лишь выполнила твою просьбу. Она заглянула в будущее и рассказала о том, что увидела. Я знаю ее недолго, но она поклялась мне, что будет говорить только правду. Я верю ей, и тебе тоже стоит ей поверить.

Мари заглянула в глаза отца Джона и увидела в них отрицание и нарастающий гнев.

– Оставьте подношения у ног Матери. Я соберу вашу Стаю. Вы покинете нашу деревню. Сейчас же. Вы не будете заводить разговоры ни с кем из Салишей. Это понятно?

– Я тебя поняла. Мы уйдем. Но сперва я бы хотела увидеться с вашими старейшинами – или теми, кто руководит вашим народом, – сказала Мари, пока Изабель и Дженна торопливо раскладывали дары у подножия статуи.

– Я отец Джон, старший жрец. Я говорю за Салишей. Если вы хотите увидеть свои лодки, вы уйдете. Сейчас же. И до тех пор, пока вы не покинете наши земли, вы не произнесете при Салишах ни слова из того, что говорила эта женщина. – Он осуждающе ткнул пальцем в Голубку. – У меня есть глаза и уши в каждой из наших деревень. Если я услышу хоть слово о той нелепице, что несла ваша Видящая, я передам всем, что вам запрещено передвигаться по нашей реке.

– Но мы лишь хотели… – начала Мари. На этот раз Голубка остановила ее прикосновением руки.

– Ничего не выйдет. У него есть глаза, но он не желает видеть, и в своей слепоте обрекает свой народ на гибель.

– У меня есть глаза, и я вижу зло. Вы принесли его сюда. Чего еще следовало ожидать от распущенных женщин, которые играют в богинь. Вы говорите о тьме и гибели, но наша деревня исполнена света и красоты. Мы охраняем реку, а Мать охраняет нас. Мы бережем покой духов. Мы Салиши! – враждебно сказал он Голубке. – А теперь уходите, или я прикажу разобрать ваши лодки и утопить их на середине реки за такое богохульство.

Он развернулся и зашагал в сторону рынка, подзывая к себе Стаю. Полы его мантии развевались за спиной, как перья глупой старой птицы.

– Его народ погибнет, – тихо сказала Голубка.

Ее слова ужалили Мари; маленькие волоски на руках и шее встали дыбом. Она окинула взглядом мирную деревню, полную женщин и детей, и у нее упало сердце. Она словно начала тонуть в потоке теней, который грозил захлестнуть Салишей.

– Я должна что-то сделать.

– Ты уже сделала, Мари, – сказала Дженна. – Ты попыталась. Мы все пытались.

– Верно. Голубка предупредила их лидера, а он не только не послушал, но и начал нам угрожать, – нахмурилась Изабель.

– Я могу попробовать поговорить с ним снова, – сказала Голубка.

– Или можно поговорить с кем-то из женщин – наверное, лучше, если это будет кто-то постарше. Мы можем рассказать обо всем ей. Может, она прислушается к голосу рассудка, – предложила Дженна.

– Ничего не выйдет. Помнишь, что сказал Антрес? У них патриархальное общество, – сказала Изабель.

– Но он также говорил, что Салиши любят своих женщин и заботятся о них, – возразила Дженна.

– Любить и заботиться не значит уважать и ценить их мнение, – вздохнула Мари. – Посмотрите на них. – Она махнула в сторону рынка. Отец Джон расхаживал по площади, приказывая женщинам прекратить торговлю со Стаей. – Никаких обсуждений. Никаких вопросов. Ничего. Отец Джон отдал приказ, и женщины кинулись его исполнять. Они не станут нас слушать – да и с чего бы? Их лидер он, а не Голубка. И не я. Нет. Я не стану рисковать Стаей. Уходим отсюда – сейчас же, как он сказал.

Они быстро собрали Стаю, не тратя времени на объяснения. Отец Джон исчез, поручив угрюмому юноше по имени брат Джозеф сопроводить Стаю из деревни и провести ее по узкой извилистой тропе, которая бежала вдоль крутого берега реки.

– Пожалуйста, поспешите. Отец Джон хочет, чтобы вы разместились на ночь с другой стороны Божьего моста. Пойдемте! Следуйте за мной.

Его одежды были не так объемны, как мантия отца Джона, но Мари подумала, что и он напоминает ей какую-то взъерошенную птицу.

– Прости меня, брат Джозеф. Антрес, наш проводник и спутник рыси Баст, собирался встретиться с нами в деревне, – сказала Данита.

– Наемник знает дорогу. Вам не нужно его ждать – вам нельзя. Говорю же, отец Джон хочет, чтобы вы ушли. Сейчас же. Идите за мной. – Высокий юноша развернулся и заторопился к началу колонны, призывая Стаю следовать за ним.

– За Антреса не беспокойся, – сказала Мари Даните. – Он уже бывал в этих краях, и не раз. Все будет хорошо. А если он по какой-то причине не найдет нас к вечеру, уверяю тебя, малыш Кэмми живо приведет Дэвиса к нему.

– Ты готова это сделать? Отправить Дэвиса искать Антреса? Даже после того, как отец Джон нам угрожал? – спросила Данита.

– Мы Стая. Мы не бросаем своих.

Ник и Лару присоединились к ним, а вскоре подошла и Зора. Ник понизил голос.

– Что стряслось?

– Если коротко, у Голубки было видение, потому что отец Джон попросил ее предсказать будущее, но ему не понравилось то, что она увидела. Когда мы попытались с ним поговорить, он выставил нас из деревни, – сказала Мари. – Прости, если мы сорвали вам торговлю.

– Не мне. Я-то просто смотрел, – сказал Ник. – Чего у них только нет. Я только успел найти набор отличных угольных карандашей, которые бы пригодились тебе для рисования, как отец Джон заявил, что торг окончен. Никто не сказал ни слова – женщины просто позвали детей, убрали все товары и повернулись к нам спиной.

– В прямом смысле! – возмутилась Зора. – К счастью, я успела выменять чудесные специи и соль. – Она показала им тканевый мешочек, под завязку набитый специями.