А именно...

Случайно встретившись у телецентра в тот самый день, когда меня отыскала Адочка на передаче «От меня нигде не скроешься», Вероника Адамовна и Нитра договорились тайно ото всех (под покровом ночи) пробраться на кладбище для осуществления своих планов. У Нитры была цель – добыть глаз, у Вероники Адамовны – что-нибудь, что осталось от великого русского писателя, для проведения качественного анализа ДНК, а не такого, как сейчас – с этим ребром!

Только теперь, за трехлитровой банкой разведенного спирта, я поняла, почему эти две столь разные женщины уединились тогда, у телецентра, и что-то яростно обсуждали. Только теперь я поняла, что могло их связывать – ночные дежурства на кладбище.

С тех самых пор, как я обрела кузину, Нитра с Вероникой Адамовной проникали каждый вечер на кладбище и, дождавшись закрытия, блуждали по нему, как два бестелесных призрака, до самого утра. Одна примечала свежие могилки, другая – с лопатой пряталась у памятника великому русскому писателю. Когда же Аполлинарий Модестович отправился в город Кишковерстск, жена его обрела полную свободу и торчала в городе мертвых не только по ночам, но и днем.

Эти так называемые «дежурства» продолжались до той роковой ночи, когда Нитра увидела настоящее привидение. Поначалу она подумала, что это Пулькина мамаша, но, приглядевшись, не обнаружила в длинной тени, пронесшейся мимо нее, ничего общего с Вероникой Адамовной. Она закричала, будто кто-то тянул ее в могилу, и понеслась к забору. Вслед за ней к забору понеслась Вероника Адамовна и привидение. Добежав до стены, обе женщины от страха забились в конвульсиях, а привидение проговорило хрипатым голосом:

– Ах вы некрофилки мерзопакостные! Безбожницы! Извращенки!

Вероника Адамовна приоткрыла один глаз и увидела при свете фонаря огромного лысого «молодца», лет сорока пяти, в женском пальто на меховой синтетической подкладке.

Придя в себя и поняв, что перед ними не призрак, а скорее всего сторож или бомж, который тут живет постоянно, Пулькина мать нашлась и сказала, что они проводят эксперимент и ночуют на кладбище исключительно в научных целях. «Молодец» усмехнулся – в свете фонаря зловеще блеснул его металлический зуб:

– Гоните тышщу! – нагло потребовал он и преградил им дорогу. Нитра ничего не стала «гнать», сказав, что у нее нет ни копейки денег, а дома непутевая дочь, от которой ушел муж, и двое маленьких несмышленых детей, которых надо чем-то кормить. Гоголеведка протянула пятьсот рублей и, сказав, что у них больше ничего нет, попросила как-нибудь вывести их отсюда.

– Как залезли, так и вылезайте! – недоброжелательно проговорил «молодец» и исчез среди памятников.

После этого Нитра с Вероникой Адамовной престали дежурить на кладбище по ночам, потому что, во-первых, испугались, а во-вторых, это оказалось слишком дорогим удовольствием.

Внимательно выслушав сей мистический рассказ о похождениях своей жены, Аполлинарий Модестович, сказал:

– Вы, Вероника Адамовна, – дура-с, каких свет не видывал! – а затем поразился превратностям судьбы: – Это ж надо, прожить столько лет с женщиной и все это время-с не знать, что она сумасшедшая!

– Ах так! Тогда идите вон! Вон! – совершенно потеряв над собой контроль, прокричала Пулькина мамаша.

– И что? – спросила я.

– Ушел, – ответила Пульхерия.

– Куда ушел? – Мой локоть или от удивления, или от разведенного спирта никак не мог попасть на стол и то и дело соскальзывал.

– Вот уж неделю, как проживает у господина Протычкина. Ведь именно он мозги им запудрил с потомком Гоголя.

– А Вероника Адамовна?

– После того как подали на развод, снова принялась обивать пороги, требуя эксгумации. Она так просто не успокоится!

– Ну и ну! – локоть мой наконец-то оказался на столе. – А что у Икки, Анжелки? Я им звонила сегодня, но их нет почему-то... – разочарованно проговорила я и икнула.

– Конечно, нет. У них дела обстоят так же, как и у нас с тобой, если не хуже.

– Да брось ты!

– Да, да! – заверила меня Пулька. – Огурцовы – Поликуткины всем скопом в один день пошли в загс разводиться. Анжелка с матерью там переругались, кому первому в кабинет заходить, в результате чуть было не снесли дверную коробку и умудрились пропихнуться вчетвером. Так что они тоже в состоянии развода. Нина Геннадьевна образумилась, послала к черту шарлатана и рецидивиста Задрыжкина – ну, этого гуру-то своего, объединилась с дочерью и сейчас они целыми днями страшно заняты!

– Чем?

– Анжелкина мать решительно готовится к разводу и Огурцову нашу в это вовлекла. Они теперь не вылезают из гравировочной мастерской.

– А что они там делают? – удивилась я.

– Подписывают хрустальные кубки, ладьи, блюда, фарфоровые вазы и даже те статуэтки – индианок со страшенными физиономиями, помнишь? Ну, которых Огурцовы скупали в период увлечения индийскими фильмами.

– Зачем?

– Как зачем?! Чтобы Иван Петрович не отсудил! Нина Геннадьевна на каждой посудине пишет: «Любимой женушке Нине от Ивана Петровича, ее мужа, в день рождения» или «Дражайшей жене Нине Огурцовой в честь годовщины свадьбы».

– Я бы до такого не додумалась, – тупо проговорила я. – А Кузя как?

– Скоро выписывают из больницы, но Анжелку к детям до сих пор не подпускают!

– Это просто какая-то эпидемия разводов!

– И не говори! Икки разводится! Людмила Александровна разводится! Ты разводишься! Твоя мамаша разводится! – Пульхерия старательно закладывала пальцы, пытаясь пересчитать, сколько человек разводится.

– А у Икки-то что? И мама ее тоже?! – Я не знала, что и сказать – это действительно тотальная эпидемия разводов.

– У Людмилы Александровны с Робленом Ивановичем конфликт вышел на бытовой почве. Он любит омлет на завтрак, а Иккина мамаша каждое утро делает ему глазунью. Ему это страшно надоело, и он разошелся не на шутку: «Это ты все из-за вредности делаешь!» А Людмила Александровна ему: «Сам делай себе свои яйца! Я не нанималась! Я вообще – звезда!» Ее тут пригласили еще на одно ток-шоу «Подгляди в замочную скважину!». Мне кажется, что причина их развода, конечно, не в яичнице, а в том, что Людмила Александровна себя звездой почувствовала – она ведь теперь из телецентра не вылезает.

– А Икки с Овечкиным? – робко спросила я.

– У Овечкина действительно, как Икки и предполагала, появилась новая бредовая идея.

– Какая?

– Он работает день и ночь, на нее никакого внимания не обращает. А последней каплей, переполнившей чашу терпения, стал один неприятный инцидент – Овечкин спер у Икки всю ее месячную зарплату. После этого последовало выяснение отношений и знаешь, что затеял этот придурок?!

– Что? – срывающимся голосом спросила я.

– Он твердо решил полететь на Марс, – проговорила Пулька и замолчала, ожидая моей реакции.