Я робко улыбнулась и тихо вышла за дверь, оглядываясь вокруг. Мы словно два вора каких-то. Я вообще пришла поговорить, но почему-то целовалась с ним три часа, а теперь крадусь как преступница в комнату.

***

Кирилл.

На губах до сих пор вкус маленькой Гуффи. Целовал и целовал её, никак остановиться не мог. Когда обнимаю её — кайфую не по-детски просто. После мы вновь расходимся по своим углам, и я теряю ощущение её тепла, в голову лезет мысль, что я уже будто и не целый без неё. Половина. И как я раньше жил без неё? Как-то же жил.

Сегодня Лиза отвечала мне на ласку, обнимала в ответ. Как будто мы вместе, как будто она — моя, как будто она любит. Ради этих нескольких поцелуев я готов стерпеть многое. Не врал, когда говорил, что прошёл бы всё ещё раз ради неё. И ещё раз, если нужно будет, и она после этого меня будет так же целовать.

Лиза не сдала меня отцу. Она не сказала ему, что я в самом деле вёл себя как подонок, требуя её ласки. Это о многом говорит…

Как же хочется уже услышать от неё, что она со мной, что она только моя и больше не будет убегать, стесняться моей нежности или страсти, разделит их. Но я должен подойти первым. Я понял, чего она ждёт — что я скажу ей о любви. Да я, блядь, и скажу — чё теперь тут выделываться, если я и в самом деле крышей по ней еду. Я люблю её, именно так.

Только страшно всё равно. Я не уверен, что она ответит мне тем же. Да, она целует меня. Но каждый раз я сам напираю на неё, и сам беру её губы. Вдруг она скажет, что не любит и не хочет быть со мной? Как я это вынесу? А не скажу, так и буду мучиться от неизвестности. Неизвестность хуже всего.

Как бы мне узнать о её чувствах заранее? Я бы тогда нашёл правильные слова, чтобы сгладить свои гадские поступки вначале наших отношений. Не знаю, как она, я в ней давно. У меня с ней отношения уже давно, я считаю её своей. Она — моя Гуффи, и всё тут.

И я найду способ быть с ней. Даже под носом у папы.

Не трогай её — ДА ЩАС ПРЯМО, АГА.

Всё, блядь, меня не вылечить! Я — наркоманчик, и ломает до боли без Лизки. Меня и поезд товарный теперь не остановит… Я всё равно пойду за дозой!

Кирилл.

Спустя пару дней.

Мои боевые раны на лице начали постепенно бледнеть. Лиза всё ещё болела довольно сильно и кашляла, как динозавр. Но стоит признать, динозавр довольно милый и красивый. Даже динозаврик.

Постоянно тянет подойти к ней, снова ощутить вкус её тёплых губ, но повода нет, да и не знаю я, что сказать. Целыми днями ходил кругами вокруг неё и выдумывал повод, но так и не придумал ничего. Лиза тоже почему-то прятала глаза и избегала меня. Однако судьба, видимо, за нас и сама дала мне карты в руки.

После обеда вышел в кухню и увидел, что Гуффи в который раз спит на диване гостиной под телек в обнимку со своим любимым блокнотом. Всегда интересно было, что она такое там то пишет, то рисует… Но она прячет его. Видимо, есть что прятать. Вытянуть, что ли, эту тетрадку из её пальцев, пока дрыхнет? Только подумал об этом, как она обняла её обеими руками и прижала к себе. Чёрт, не получится забрать…

Собралась в комок — ей холодно, не думала, наверное, что отрубится здесь. Подошёл ближе и укрыл пледом. Лиза пошевелилась и опустила руки. Блокнот со стуком упал на пол и раскрылся. Ого, вот это удача!

Глянул на неё — вдруг проснулась? Но девушка не слышала ничего, лицо оставалось умиротворённым. Пухлые губки приоткрыты, ресницы подрагивают во сне. Красивая, зараза…

Так, блокнот, а то залип на неё. На неё и потом посмотреть можно, а тетрадку свою Лизка как проснётся сразу сныкает. Гуффи даже в комнате не оставляет её, везде таскает за собой или прячет куда-то.

Присел на корточки и глянул в тетрадь. Застыл на месте, даже дышать забыл как. Со страницы тетради смотрел на меня… я. Мой портрет. Я улыбаюсь.

Взял блокнот в руки и поднёс ближе к глазам. Разглядывал рисунок с минуту точно — очень чёткий, каждая чёрточка прорисована очень хорошо. Внизу заметил подпись — Лиза, как и многие художники, имеет привычку подписывать рисунки и ставить дату. Вгляделся и невольно заулыбался сам в реальном варианте меня:

«Улыбка засранца. 15.09. Александрова Е.»

Оригинальное название картины. Она знает, как я улыбаюсь. Она помнит улыбку и нарисовала её по памяти. Тихо встал и вместе с блокнотом пошёл в комнату к себе. Я просмотрю его весь. Наверняка там будет что-то ещё, что позволит мне понять мысли Гуффи обо мне.

Тетрадь оказалась вся изрисована мной. В полный рост наброски, портреты, даже шаржи, над которыми я посмеялся — чувство юмора у неё действительно отличное, хотя некоторые рисунки были откровенно глумливыми. На одном я был изображён в роли Алладина, а Гуффи — джинн с лицом Лизы, и подпись:

«Ну давай, грёбаный Алладин, три уже свою лампу и загадывай желания. Джинни всегда готова!»

Ох, Гуффи, допросишься ты у меня, если такое вот в лицо будешь говорить… Только дай мне повод. Но, чёрт возьми, смешно ведь!

Листал дальше — я улыбаюсь, я хмурюсь, я за рулём, я на байке… И даты давнишние. Ещё до моего шантажа.

Перевернул страницу. Сердечко нарисовано, а в нём одно слово — Кай. Что за Кай? Не понял, кому она их рисует?! Стал с остервенением листать дальше. Наткнулся на лист, исписанный разными шрифтами — "Кай" опять этот.

Не понимаю.

Кай, Кай… Чё, блядь, за Кай ещё? Имя, что ли, у него такое или это погоняло? Ещё и любит она его!! Не успел отвадить Краснова, как уже Кай какой-то в блокноте у неё. Узнаю, кто он — отобью печень.

Внутри снова поднялась бешеной волной ревность и злоба. Чё тогда целуется со мной, раз любит так этого Кая?!

Не написано тут нигде, как мне его найти? Может, что-то наведёт меня на мысль, кто он такой. Пролистав еще несколько страниц, наткнулся на надписи от руки. Это же день её рождения. Та самая роза, что я ей дарил. Она зарисовала её.

А ниже написала карандашом:

«Когда уже осколок льда выпадет из твоей груди, Кай, и ты перестанешь быть злым? Перестанешь меня мучить и шантажировать? Ненавижу тебя за это!! Или люблю. Я не знаю. Ты просто придурок!»

На бумаге явные следы от воды, разводы. Слёзы. Она писала это и плакала.

Блокнот выпал из рук, когда меня пробило, словно пуля насквозь, осознание. Чуть с дивана не шлёпнулся на пол.

Бляяяяядь… Я — дебил.

Да ведь это я! Это я — Кай. Речь обо мне.

Разобрал вдруг смех, немного истерический. Только что я сидел и бесился, мечтая набить морду этому Каю. А оказалось, Кай — это Кирилл. То есть, я сейчас ревновал к самому себе?

Похоже, мне уже психолог не поможет. Психиатр, и то не факт… Очень даже не факт.