Игнат мог сесть в свою машину или поймать такси, но вместо этого побежал. Поскальзываясь, спотыкаясь и падая на шарахающихся от него прохожих, он мчался из одного бермудского треугольника городских тупиков в другой, стремясь пересечь реку, как спасительный Рубикон. Над центральной ТЭЦ стелились хвосты пара, подсвеченные кроваво-красными огнями рекламы. Но Игнат не видел рекламы, он видел только противоестественно алые облака, и его и без того напуганное сердце переполнялось тревогой. Ему чудилось, что он отчетливо слышит топот у себя за спиной, чувствует, как невидимая армия догоняет его, Игнату казалось, что уже кто-то хватает его сзади за пальто и за шею, и он из последних сил прибавлял скорость. Порой «преследователи» обгоняли его и, превратившись в обычных прохожих, поворачивали навстречу, шли, равнодушно или с неприязнью заглядывая в безумные глаза. Но стоило им разминуться, как у него за спиной они тут же превращались в бесплотные тени и вновь бросались в погоню, дыша в затылок загнанной жертве, норовя сбить ее с ног и столкнуть под колеса автомобилей.

Пока были дыхание и силы, Игнат бежал, чувствуя, как замирает душа от страха и… неожиданного противоестественного счастья. Счастья, потому что он слишком долго ждал освобождения, мечтал о том, чтобы захлопнуть за собой дверь, выбраться на улицу и броситься прочь, убегая ото всех видимых и невидимых преследователей. Вперед, не оглядываясь, не задумываясь, не вспоминая о прошлом – в новую прекрасную жизнь…

На волне своей эйфории Игнат едва не сшиб с ног прохожих. Ему навстречу из арки, как привидения, выплыли две девушки или двое юношей – Игнат не разобрал – с волосами угольного цвета, бледными лицами и глазами, щедро подведенными тушью. «Готы», – подумал он и остановился перевести дух, опершись рукой о стену какого-то особняка. Готы с опаской покосились в его сторону и бесшумно скрылись в соседней подворотне, а Игнат вдруг представил, как он выглядит со стороны – распахнутое, мятое и потерявшее всякий вид пальто, всклокоченные волосы, опухшее побитое лицо, воспаленные глаза…

Мимо него с грохотом промчался переполненный трамвай. Странное дело, на мгновение оглушенному и ослепленному Игнату показалось, что весь город движется в обратном направлении. Машины поехали назад, пешеходы заспешили задом наперед, и даже парочка бездомных собак затрусила по своим собачьим делам совершенно противоестественным образом. Игнат потер глаза и потряс головой, стремясь вернуть миру его привычный поступательный порядок.

– Эй вы! – внезапно раздался громкий окрик. – Нечего тут стоять! Проходите, проходите, я говорю!

Игнат осмотрелся.

– Да вам это я, вам! – толстопузый охранник в черной форме, действительно обращался к нему. – Проходите, нечего здесь отираться!

Игнат взглянул на фасад. Типичный старомосковский особнячок. Колонны, герб с вензелями на фронтоне, светлые стены, легкие пропорции и неожиданно враждебно и густо зарешеченные окна. Страшно подумать, что находилось внутри, если до здания нельзя было дотронуться снаружи.

– У вас там что, ядерная кнопка? – спросил он охранника.

– 25-й, я 24-й, отбой, все нормально, – не обращая на него никакого внимания, доложил тот по рации. – Пьянь какая-то, то ли бомж, то ли городской сумасшедший. Ничего, уже уходит.

Игнат и правда направился прочь. Сделал несколько шагов и обернулся, рассматривая удаляющуюся спину незнакомого мужчины в форме. Вот оно: «То ли бомж, то ли городской сумасшедший»… Похоже наконец его страхи догнали его, и он стал тем, кого всегда презирал и в кого боялся превратиться. День за днем Игнат смотрел по утрам в собственное отражение в зеркале и ничего не замечал. А теперь впервые понял, что мир вытолкнул его, и он превратился в отдельно взятое паршивое страдающее животное, за ненадобностью вышвырнутое из сильного стада.

Сдерживая подступающие детские слезы обиды на весь белый свет, Игнат осмотрелся. В ветвях дерева, зацепившись за сучок, болтались на ветру женские колготки. Рядом с помойкой валялась выброшенная пуховая подушка, такая неуместная на морозе и в грязи. В освещенных окнах дома, как в подсвеченных декорациях, двигались жильцы: женщина средних лет стояла у плиты, что-то помешивая в кастрюле, двумя этажами ниже мужчина в майке курил в окно, еще одну крошечную кухню пересекали веревки с бельем, похожие на оборванные снасти потрепанного в бурях корабля, а в гостиной сверху лепнина и антикварная люстра выдавали достаток и благополучие. Здесь везде билась жизнь, кругом жили люди, распространяя вокруг себя неистребимую эпидемию бытия. Игнат всхлипнул и побежал вперед. Загнанный, затравленный зверек, крошечное теплокровное животное, боящееся своих шагов и шарахающееся от теней, наступающих на него со всех сторон.

Но Игнат все еще не сдавался. У него скопилось слишком много вопросов, и он спешил за ответами в небольшой тихий переулок, туда, где обитал человек, которого он никогда не понимал и всегда боялся.

Поскользнувшись на трамвайных путях и едва не угодив под колеса грузовика, Игнат заспешил по мосту на другой берег реки. Издалека ему показалось, что он заметил зарево пожара. Самого огня не было видно, но красные сполохи отражались в низкой облачности, висящей над городом.

В гостиной Кира было тепло и тихо, и все выглядело почти так же, как вчера, когда они ворвались сюда с Иваном. Только теперь Иван был мертв, Инга превратилась из пациентки в заключенную, а здесь посреди комнаты, закрепленное на мольберте, стояло огромное незаконченное полотно с намеченными красными угловатыми фигурами, и в воздухе резко пахло медикаментами.

Сидя за столом напротив невозмутимого Кира в этой спокойной старомосковской квартире, бесконечно далекой от всех его кошмаров и страстей, Игнат неожиданно сбился и подумал, а что, если он ошибается? Вдруг отчаяние превратило его самого сначала в убийцу, а теперь в судью?.. Но Кир ждал и, чтобы не запутаться в собственных сомнениях, Игнат опустил глаза и вот так, глядя в пол на свои изъеденные городской солью ботинки, произнес:

– Инга не могла сама войти в нашу квартиру. У нее не было ключей. Она оставила их в моей машине. Случайно. – Игнат положил на стол перед Киром те самые ключи на брелке с бутылкой. – И без посторонней помощи в больничной одежде, без денег она, вряд ли добралась до нашего дома.

Кир некоторое время с интересом рассматривал новые предметы, появившиеся на столе, потом поднял на зятя глаза.

«Господи, – Игнат отпрянул, – что это?»

Глаза тестя были белыми. Перламутровый оттенок радужки превращал Кира в сказочного персонажа, но при мысли об этой сказке у Игната почему-то задрожали колени.

– Что это? – эхом его мыслей прозвучал вопрос Кира.

– Ключи Инги, – дрогнувшим голосом терпеливо объяснил Игнат.

– Да нет, вот это, – Кир отделил пальцем небольшой предмет, прицепившийся к ключам, и подтолкнул его в сторону Игната.

Тот присмотрелся.

– А, это… Октябрятский значок… – ему пришлось напрячься, чтобы вспомнить. – Это подарок. Одна женщина подарила. В красном пальто.