– Так торг давно уже закрыт! – сказал Маркел.

– Для кого как! – сказал Авласка. – Ну!

И они пошли к торгу. Торг, конечно, был уже закрыт по случаю позднего времени, в проходах между крайними лавками стояли рогатки. Правей, сказал Авласка и так и взял правей, а за ним так взял и Маркел. Так они дошли, и это лавок через пять, до следующей рогатки, где уже стояли сторожа, их было двое. Сторожа сразу узнали Авласку и дружески поприветствовали его, а он так же приветствовал их, после чего сказал, что он к Костырихе и этот человек с ним тоже, – и указал на Маркела. Сторожа посторонились, Авласка и Маркел легко перелезли через рогатку и пошли по пустому проходу. Ряд был, судя по запаху, какой-то из съестных, но везде всё было закрыто и никого, даже собак, там не было. Дойдя до поворота, они повернули, после еще два раза поворачивали и зашли в какие-то дальние, тесные места, но там тоже пахло снедью, Авласка подошел к одной двери (закрытой снаружи на заклад) и постучал в нее условным стуком. Там долго никто не откликался, а после бабий голос спросил, кто там.

– Свои! Или не видишь разве?! – строго ответил Авласка.

Бабий голос сказал «откидать».

Авласка откинул заклад, тогда дверь с той (внутренней) стороны потянули на себя, она открылась и Маркел увидел очень старую старуху, одетую в такие же очень старые отрепья.

– Жениха к тебе привел, – сказал Авласка. – Прими, обогрей.

Старуха (правильней, Костыриха, ее так звали) отступила внутрь и махнула рукой проходить. Авласка и Маркел вошли.

Теснота там была страшная! И темнота! И духота. Но, правда, дух был съедобный, лавка же, как после оказалось, была блинная, и поэтому там пахло квашней, сырым тестом, горелым маслом и просто блинами.

– Огня дай хоть какого, мы же не кроты! – строго сказал Авласка.

Старуха раздула огонь, стало кое-чего видно, Маркел с Авлаской протиснулись между мешками (а их было навалено под потолок) и сели к столу, в дальний угол, чтобы сидеть лицом к двери. Авласка, садясь, опять строго сказал:

– А обогреться?

Старуха (а она оказалась не по годам проворная) пошарила в углу и выставила на стол кувшин, сказав в при этом:

– Не знаю, откуда взялся.

– А! – радостно сказал Авласка. – Сейчас не узнаешь, куда он пропал. Дай шкаликов! И дай заедки!

Старуха, ворча, выставила шкалики, а после в миске два окрайка хлеба, несколько головок луку, сушеную рыбу и еще полрыбы.

– У нас всё есть! – сказал Авласка, наливая в шкалики. После строго глянул на старуху и сказал: – А теперь иди гуляй, красавица. Я после стукну, когда будет надо.

Старуха (правильней, Костыриха) ушла на другую половину и плотно закрыла за собой дверь. Маркел и Авласка посмотрели один на другого, после один другому кивнули и выпили. После так же молча закусили. А там выпили и закусили еще раз, и это уже не так быстро. Дальше Маркел сказал:

– А теперь пора за дело. Как тебя из тюрьмы вызволяли?

– Просто, – сказал Авласка. – Пришел тот мордатый, сказал выходить, и я вышел. Он мне на крыльце еще сказал, что ты меня ищешь, и срочно, и это всё. И я пошел тебя искать.

– Мордатый – это кто? – спросил Маркел.

– Ваш стрелец, – сказал Авласка. – Теперь здесь везде их власть.

– Ладно, – сказал Маркел. После сказал: – Это тебя боярин Михаил Нагой на волю выпустил. Помни об этом!

Авласка хмыкнул.

– И не хмыкай тут! – сказал Маркел. – Евлампий хмыкал и отхмыкался! А до него Давыдка Жареный. Про Давыдку знаешь?

– Что знаю? – настороженно спросил Авласка.

– То, что его тем же ножом зарезали, которым до того зарезали царевича, вот что! – сказал Маркел с жаром, но тихо. Авласка отшатнулся, а Маркел еще сказал: – И это не Фома убил, а Тит!

Авласка, выпучив глаза, молчал. Отстраняться ему уже было некуда. А Маркел сказал всё так же тихо:

– Он бы и меня убил тогда, да только того ножа с ним не было.

– Того – это какого? – так же тихо спросил Авласка.

– Красивый нож! – сказал Маркел. – И дорогущий! Че́рен весь в жемчугах, в самоцветах, а жало огнем горит. И кого надо сам режет!

– Как это сам? – спросил Авласка.

Но Маркел его будто не слышал, Маркел продолжал:

– Мне Петруша про него рассказывал, Петруша Колобов. Петруша видел этот нож, когда они с царевичем пошли под яблоньку в тычку играть. Царевич еще сказал, что это не простой нож, а индейский. Это же какая сила в нем, Авласка! Этим ножом можно слона зарезать, индейцы так слонов и режут. – И вдруг спросил: – Знаешь, что это за зверь такой – слон?

– Как пять быков, – тихо сказал Авласка.

– А тут царевич! – так же тихо продолжал Маркел. – Разве царевич устоял бы? Вот его тот нож и зарезал.

Авласка помолчал, подумал, после сказал чуть слышно:

– Мудрено ты говоришь, Маркел Иванович.

– Я не Иванович, – сказал Маркел. – Сколько можно повторять? – После помолчал, прислушался, ничего нигде подозрительного не услышал и заговорил уже вот как: – Я сразу почуял, что царевич не сам зарезался. А после смотрю, а чем зарезался? А ведь ножа нигде нет! И я стал искать нож. И мало-помалу люди стали говорить: лежал нож возле царевича в траве. После рассказали, каков он был из себя. Очень богатый нож! И вдруг, пока там была та замятня, когда царица прибежала и народ кричал, Давыдка этот нож украл. Может, пропить его хотел, не знаю. Но злодей ему того не дал! Злодей пришел и зарезал Дывыдку и нож с собой унес. А кто злодей? Никто его не видел! Только одна баба-уродка, она у царицы в шутихах жила, и еще зелья варила и царевича лечила от падучей. Так вот она одна сказала, что убил царевича ползучий гад! Знаешь, как его зовут?

Авласка мотнул головой – нет, не знает.

– Вот так и я, – сказал Маркел. После чего взял кувшин, налил им обоим, после взял свой шкалик, поднял, понюхал и сказал: – Гадость какая! А вот у Андрюшки чистая. Ведь чистая? Ты это знаешь?

Авласка кивнул, что знает. Тогда Маркел поставил свой шкалик на стол и сказал:

– Я вчера, когда ты уже в омшанике спал пьяный, приходил к Евлампию, было у меня к нему дело, и Евлампий отвел меня к себе в подвал, в каморку тайную, и там сидели двое его тайных же товарищей. Одного звали Фома, и ты, я так думаю, его хорошо знаешь, медведь такой здоровенный. Знаешь такого?

– Ну, может быть, – сказал Авласка.

– Вот до чего винишко доведет, вот до какого знакомства! – насмешливо сказал Маркел. – Ну да это ладно, после сам отмолишь. И был там еще один его товарищ. Невысоченький такой, румяный, борода подсечена, ручки холеные, беленькие, только вот тут, на мизинчике, как будто огнем когда-то обожгло. Он это место прятал. И назвал он себя знаешь как?