Из лазарета.

Люсинда огляделась — по-прежнему никого. Она медленно пошла к огромной бетонной трубе. Болезненное чувство, терзавшее ее мозг, немного ослабло, но по-прежнему не отпускало.

Дверь в лазарет была открыта и подперта камнем. С бешено бьющимся сердцем Люсинда просунула голову в дверной проем, готовая к любым ужасам. Но смотреть было особо не на что. Кроме, конечно, огромной туши дремлющей Мезерэ, привязанной к полу крепкими брезентовыми лентами, и ее менее интересных соседей в загонах и клетках поменьше. Но кто же подложил подпорку под дверь? И чьи скорбные мысли так бесцеремонно вторглись в ее мозг? Может, это призрак из зеркала в библиотеке? Или, еще того хуже, какой-нибудь жуткий пришелец из прошлого, проникший через таинственную линию Гидеона?

Неожиданно огромный красный глаз Мезерэ дернулся и распахнулся, как будто цыганка сдернула платок со своего хрустального гадального шара. Длинный узкий зрачок драконихи слегка расширился, и в сознание Люсинды ураганом ворвался новый поток мыслей.

НЕТ ЯЙЦА УКРАЛ.

ОСТАВЬТЕ МЕНЯ.

ГОРЕ, КАКОЕ ГОРЕ!

Люсинда не слышала отдельных слов, но чувствовала их значение с той беспощадной ясностью, с какой пятно краски могло бы крикнуть о себе, если бы умело: «Я красное!» И пока чужие мысли захлестывали ее, она совершенно отчетливо поняла, что скорбь, которую она ошибочно приписывала призракам, исходила от Мезерэ.

Дракониха каким-то непостижимым образом проникла в ее сознание.

Она не могла даже убежать — безмерное горе, которое ощущалось физически, как жар или холод, не отпускало ее. Огромная рептилия издала рык, отчего содрогнулся пол, и попыталась встать, но тугие крепкие путы шириной с простыню плотно прижимали ее брюхо к полу, а крылатые передние лапы к туловищу.

— Бедная ты, бедная… — сказала Люсинда и тут же осеклась от страха, потому что дракониха перестала вырываться и перевела свой жуткий глаз на нее. — Мне так жаль… что тебя привязали, — еле слышно пропищала она. — А еще мне очень жаль, что яйцо… твой детеныш… умер.

И тогда случилось совсем уж невероятное. Словно чувства девочки каким-то неведомым образом передались драконихе, как до этого мысли животного запрыгнули в голову Люсинды. Мезерэ вздрогнула и медленно покачала головой из стороны в сторону, будто пыталась освободиться от чего-то. По ее заторможенным движениям Люсинда поняла, что дракониха находится под действием лекарств.

НЕ УМЕР!

Но даже лекарства не ослабили мощи, с которой Мезерэ снова ворвалась в мысли Люсинды. В голову словно ударило молнией.

НЕ УМЕР! ОТНЯЛИ!

Люсинда была так ошарашена, что не сразу поняла, что ей пытаются внушить.

— Отняли? Ты хочешь сказать… Аламу отнял?

Только сейчас ее осенило, что спорить с крылатым пятнадцатиметровым чудовищем, да еще разгневанным и убитым горем, не слишком разумно. Она уже со страхом ждала какой-нибудь убийственной вспышки ярости или даже столба огня из пасти драконихи, который настигнет ее повсюду, куда бы она ни побежала. Но Мезерэ лишь окатила ее новым шквалом горя, холодного, как ветер, и черного, как грозовые тучи.

НЕТ МАЛЕНЬКОГО ВОРМА. НЕТ ЕГО!

ОТНЯЛИ. ПРОПАЛ. ВСЕ КОНЧЕНО.

В голове Люсинды внезапно начали мелькать загадочные образы и мысли, которые она не могла расшифровать, — заходящее солнце, странное сплетение костей, гладкая красная скала, нависающая над барханами песка.

НЕ ЧУВСТВУЮ. НЕТ МАЛЫША.

Изображение, которое увидела Люсинда, не было похоже ни на драконьего детеныша, ни на человеческого младенца. Скорее оно напоминало сверкающую световую точку, словно среди безбрежной тьмы неожиданно распахнулась гостеприимная дверь.

ПРОПАЛ…

Сила и чуждость мыслей, передаваемых Люсинде, была настолько велика, что она с трудом выдерживала их ураганный натиск. Как будто кто-то незнакомый тянул ее за руку и выкрикивал ей в лицо слова на неизвестном языке, умоляя о помощи. Спотыкаясь, она немного отступила от загона. За спиной что-то скрипнуло, она резко обернулась и увидела Ханеба. Он явно откуда-то вернулся и теперь, стоя в дверях, снова натягивал свой защитный шлем. Люсинду он никак не ожидал увидеть рядом с драконьим загоном, и на лице его отразилось крайнее изумление.

В следующий миг ужасающий вопль гнева и боли, исходящий от Мезерэ, сбил ее с ног, а барабанные перепонки только чудом не лопнули.

УКРАЛ ЯЙЦО!

Мысли ворвались в сознание Люсинды, как лавина, и она едва снова не упала, хотя только что с трудом поднялась.

ОН. ЭТО ОН. УКРАЛ ЯЙЦО!

Наклонив голову, словно он бежал по полю боя под градом пуль, Ханеб подбежал к девочке, рывком поднял ее и потащил к выходу.

— Что вы делаете? — закричал он приглушенным из-за шлема голосом. — Без костюма! Опасно! Уходите! Сейчас же уходите!

«Он не слышал, что она сказала, — подумала Люсинда. — Значит, он не может слышать ее мысли, как я».

— Это вы, — сказала она удивленно, когда они подошли к двери. Дракониха громко застонала. — Она говорит, что это вы. Вы его забрали.

— Что? — Ханеб по-прежнему был в шлеме, но через прозрачный защитный щиток девочка увидела, что в его глазах мелькнул испуг. — Что вы говорите?

— Мезерэ. Дракониха. Она сказала, что вы украли ее яйцо.

На миг его глаза расширились еще больше, будто вот-вот выскочат из орбит. Потом Ханеб резко повернулся и побежал от нее через двор.

Люсинда была так взволнована, что Тайлер почти ничего не понял из ее сумбурного рассказа.

— Так, погоди — значит, дракониха говорила с тобой?

— Ну не то чтобы говорила. Но она точно общалась со мной, Тайлер. Я не шучу! Я понимала почти все ее мысли. Она все повторяла, что Ханеб украл ее яйцо. И когда я передала это Ханебу, он тут же сбежал с очень виноватым видом.

— Но зачем ему красть яйцо? Их что здесь, плохо кормят?

— Тайлер! Я серьезно! Это же потрясающая новость!

— И я серьезен как никогда. Бывали здесь, конечно, новости и более потрясающие, хотя, пожалуй, говорящих драконов переплюнуть не так-то просто.

Тайлер приготовился, что сестра, как обычно, начнет разыгрывать оскорбленные чувства, но Люсинда на этот раз обманула его ожидания и обратила взор на разложенные по всей кровати бумаги.

— А что это ты делаешь? И почему ты просто смылся и пропал?

— Ну понимаешь… — Он уже хотел пуститься в пространные объяснения своих идей, но, взглянув на Люсинду, неожиданно передумал. — Знаешь, Люс, — сказал он задумчиво, — то, что произошло у тебя с драконихой, по-настоящему удивительно. Как думаешь, ты сможешь услышать ее еще раз?