поприще российской государственной службы, где сломали шею многие, еще более «крутые» личности. Но, быть может, так и выкристаллизовывались те люди, которые смогли не просто найти свое место в бушующем политическом океане, но и занять лидерские позиции.

«Как бы то ни было, Ушаков довольно быстро, благодаря своим способностям и усердию, сумел выслужиться, — отмечал Е. Анисимов. — Поворотным моментом в его карьере стало расследование дел участников восстания Булавина в 1707–1708 годах. С тех пор Петр I начал заметно выделять среди прочих скромного и немолодого офицера. К середине 1710-х годов. Ушаков уже входил в элиту гвардии, в своеобразную «гвардию гвардии». Он стал одним из десятка тех гвардейских майоров, особо надежных и многократно проверенных на разных «скользких» делах порученцев, которым царь часто давал самые ответственные задания, в том числе и по сыскным делам. Среди этих гвардейских майоров, людей честных, инициативных, бесконечно преданных своему полковнику, Ушаков выделялся тем, что в свое время помогло Ромодановскому сделать карьеру: как и страшный князь, Ушаков любил и умел вести сыскные дела»[300].

А кто не умел или не любил? Сам российский император Петр Алексеевич (Великий) быстро пристрастился к этому делу: писал инструкции для допросов, сам вел последние, присутствовал на пытках (хотя сам кровью не марался), внимательно следил за ходом дел. интересовался судьбой последствен-ных и так далее. Но для императора все это — лишь побочные делишки, а вот для Ушакова и ему подобных совсем иное…[301]

«В мае 1714 года Ушаков, по указу Петра, создал свою «маэорскую канцелярию» и занялся запушенными рекрутскими делами и доносами фискалов. В том же 1714 году Петр поручает Ушакову «проведать тайно» о кражах в подрядах, о воровстве в Военной канцелярии и Ратуше, а также об утайке дворов от переписи. Для такого дела недостаточно рвения и честности, нужны были какие-то особые способности в сыскном деле. Ими, вероятно, Ушаков и обладал. По-видимому, по этой причине именно Ушакова царь поставил первым заместителем к П. А. Толстому в образованную в марте 1718 года Тайную канцелярию. В отличие от других асессоров — Г. Г. Скорнякова-Писарева и И. И. Бутурлина — Ушаков показал себя настоящим профессионалом сыска. Он много и с усердием работал в застенке и даже ночевал на работе. Интересная черточка характера Ушакова видна из дела Степаниды Соловьевой, которая в июне 1735 года была в гостях у Ушакова и за обедом жаловалась на своего зятя Василия Степанова. Баронесса сказала, что зять «ее разорил и ограбил и при том объявила словесно, что в доме того зятя ее имеетца важное письмо». Хозяин сразу насторожился и спросил: «По двум ли первым пунктам?». И хотя Соловьева уклонилась от ответа, в Тайной канцелярии вскоре завели на Соловьеву и ее зятя дело. Как видим, начальник Тайной канцелярии и в дружеском кругу за обеденным столом оставался шефом политического сыска» [302].

Все эти «дела» — мелочь, не стоящая даже того, чтобы их отмечали в сообщениях, поступаемых «наверх»[303]. Но они о многом могут поведать. И, в первую очередь, о том, что ради своей карьеры, такие люди как Ушаков не чурались самой грязной работы, даже по мелочам.

«В награду за расследование дела царевича Алексея Ушаков в 1719 году получил чин бригадира и 200 дворов. С успехом он заменял и самого Толстого, который, завершив дело царевича, тяготился обязанностями начальника Тайной канцелярии. Многие сыскные дела он перепоручал Ушакову, который делал все тщательно и толково. К середине 1720-х годов Ушаков сумел укрепить свои служебные позиции и даже потеснил князя И. Ф. Ромодановского, который был не так опытен и инициативен, а главное — влиятелен при дворе, как его покойный отец. Ушаков стал докладчиком у Екатерины I по делам сыска. Гроза, которая в начале мая 1727 года разразилась над головой Толстого, А. М. Девьера и других, лишь отчасти затронула Ушакова — он не угодил на Соловки или в Сибирь. Его лишь как армейского генерал-лейтенанта послали в Ревель. Во время бурных событий начала 1730 года, когда дворянство сочиняло проекты об ограничении монархии, Ушаков был в тени, но при этом он подписывал только те проекты переустройства, которые клонились к восстановлению самодержавия в прежнем виде. Возможно, в тот момент Ушаков угадал, за кем нужно идти. Позже, когда Анне Ивановне удалось восстановить самодержавную власть, лояльность Ушакова отметили: в 1731 году императрица поручила ему ведать политическим сыском»[304].

Выбор Екатерины Алексеевны, и Анны Иоанновны был точен, прямо «в яблочко». Ушаков был как раз тем человеком, который находился именно на своем месте, руководя политическим сыском[305].

«Ушаков, несомненно, вызывал у окружающих страх. Он не был ни страшен внешне, ни кровожаден, ни угрюм. Современники пишут о нем как человеке светском, вежливом, обходительном. Люди боялись не Ушакова, а системы, которую он представлял, ощущали безжалостную мощь той машины, которая стояла за его спиной. „Он, Шс-тардий, — рапортовали члены комиссии по выдворению из России французского посланника в 1744 году, — сколь скоро генерала Ушакова увидел, то он в лице переменился. При чтении экстракта столь конфузен был, что ни слова во оправдание свое сказать или что-либо прекословить [не] мог“.

Следя за карьерой Ушакова, нельзя не удивляться его поразительной „политической непотопляе-мости“. В этом с ним мог сравниться только князь А. М. Черкасский, который, как и Ушаков, несмотря на непрерывные перевороты и смены властителей, сумел не только прожить всю жизнь в почете и богатстве, но и умереть в собственной постели. При этом, вероятно, ни тот, ни другой не имели душевного покоя — так резко менялась в те времена ситуация в стране, а главное — при дворе. На крутых пресловутых поворотах истории в послепетровское время легко теряли не только чины, должности, свободу, но и голову. Вместе с Артемием Волынским Ушаков судил князей Долгоруких, а вскоре, по воле Бирона, он пытал уже Волынского. Потом Ушаков же допрашивал самого Бирона, свергнутого Минихом, еще через несколько месяцев «непотопляемый» Ушаков уличал во лжи на допросах уже Миниха и других своих бывших товарищей, признанных новой императрицей Елизаветой врагами отечества. Вместе с любимцем императрицы Лестоком в 1743 году Ушаков пытал Ивана Лопухина, и если бы Ушаков дожил до 1748 года (он умер в 1747 году), то, несомненно, он бы вел «роспрос» и самого Лестока, попавшего в опалу»[306].

Как видим, на совести Ушакова немало загубленных душ, в том числе не просто каких-то там неизвестных обывателей, но и