— Пинхас Шапиро, гражданин Уругвая, — с легким недоумением прочитал Берестин. — Не переигрываете? С вашей нордической внешностью и синими глазами…

— В самый раз, ваше превосходительство, — усмехнулся Павел. — Приходилось мне и лодзинских евреев изображать, и финских коммерсантов… Всякое бывало. Да и этот паспорт — на особый случай. Другие тоже есть.

— Никак я не пойму, Павел, чего ради вы вообще с нами в Стамбуле связались? С вашими способностями где угодно могли роскошно устроиться, а вы — в батальон, рядовым наемником…

Берестин в отличие от Шульгина не проехал с Кирсановым в поезде Россию от Харькова до Иркутска и обратно, и разговоров по душам у них раньше не случалось.

Кирсанов повертел бокал за тонкую ножку.

— Мы же не будем сейчас высоких материй касаться? Чувство долга, любовь к Родине и тому подобное? Немодно, несовременно. Опять же, люди вашего типа к жандармам изначально с пренебрежением относятся. Давайте так считать — интересно мне стало, что вы затеваете и что в итоге получиться может. Я же не спрашиваю, зачем вам то, чем вы раньше занимались и сейчас занимаетесь? Ни одного разумного обоснования, а все же…

— Ладно, один-один, Павел Васильевич, — засмеялся Алексей. — Можно выпить бутылку водки из горлышка в грязной подворотне, и ее же — в клубе на Большой Морской. Разница лишь в процессе, вы понимаете?

— Можно и вообще не пить…

— Встречаются и такие уникумы, — с долей сомнения произнес Берестин, — но я с ними предпочитаю не пересекаться. Итак, подходите вечером вот по этому адресу, — он показал визитную карточку и тут же ее спрятал, — все будет готово. Наличными — сколько?

Кирсанов прикинул. Не столько текущую потребность в деньгах, сколько удобство размещения золота и бумажек в карманах и саквояже.

— Пятьдесят — за глаза…

Задача была как раз по характеру Кирсанова. Интрига, риск, возможность проявить свои неординарные способности, да еще и хитрая, многослойная провокация, не оставляющая противнику шансов на «сохранение лица». Это не считая прямого, фактического ущерба по военной и политической линиям.

…Голландский пароход «Ватергюсс», старая калоша, в четыре тысячи регистровых тонн, с парадным ходом десять узлов, неторопливо взбивая единственным винтом серые волны, огибал южную оконечность Африки.

Судно планировалось владельцами к продаже на слом, поскольку эксплуатационные расходы уже превысили все разумные пределы и надежд на сколько-нибудь приличный фрахт не существовало. Немцы, французы, англичане понастроили столько быстроходных, современных, с иголочки грузовозов и лайнеров, что таким старичкам в море делать нечего.

И вдруг в конторе мелкой компании, владевшей тремя пароходами и десятком рыболовных сейнеров, в захолустном порту Хелдер на берегу Северного моря, появился молодой человек в длинном непромокаемом плаще и широкополой шляпе. Погода стояла отвратительная: ветры, шторма, туманы, сменяемые дождями, и наоборот.

— Я бы хотел с кем-нибудь поговорить, — сказал он клерку, облокачиваясь на стойку и складывая огромный черный зонт, с которого текло на пол.

— Почему не со мной? — спросил тот, мужчина лет пятидесяти, с седеющей бородкой «буланже» и мешками под глазами, говорящими о застарелой почечной болезни.

— Могу и с вами, если вы вправе принимать решения. Мне нужен пароход для дальнего рейса. «Ватергюсс», пожалуй, меня устраивает, если в состоянии доплыть до Мозамбика. — Мужчина указал через заплаканное окно на видневшееся у дальнего пирса судно старомодной архитектуры, едва дымившее тонкой, сдвинутой к корме трубой. — Цена не имеет особого значения. Лишь бы он смог выйти в море… Завтра?

Тут же клерк вызвал с верхнего этажа хозяина, давно пребывавшего в глубокой меланхолии, о чем говорил исходивший от него устойчивый запах крепкого табака и дешевого рома.

— Позвольте представиться — Питер Сэйпир, — поднес два пальца к шляпе молодой человек. — Я фрахтую «Ватергюсс». До Мозамбика. В один конец.

— Десять тысяч фунтов, — быстро ответил хозяин, сжав в кармане кулак на счастье. Эта сумма покрывала продажную стоимость парохода и на пару лет решала другие финансовые проблемы. А если потонет в штормовом океане, еще и страховку можно получить, пусть и ничтожную. Если разговор о фрахте пойдет всерьез, хозяин готов был согласиться и на половину запрошенного.

Не торгуясь, Сэйпир тут же выложил на стол задаток, целую тысячу новенькими, хрустящими десятифунтовками.

— Подготовьте бумаги, я сейчас же и подпишу…

— Позволите вас угостить, достопочтенный? — едва сдерживая счастливую дрожь в руках, спросил хозяин, поворачивая ключ в замке сейфа.

— Отчего и нет? Но пароход должен быть в порядке, забункерован и готов отдать концы не позднее завтрашнего вечера.

— Простите, господин, — ответил хозяин, едва сдержавший икоту после выпитой залпом большой рюмки ямайского рома. — Только послезавтра. Здесь трудно найти нужное число грузчиков, а угольные ямы «Ватергюсса» пусты. Послезавтра, до обеда… А где вы так научились говорить по-голландски? Это трудный язык. Как у нас шутят, сам черт пробовал его учить, да бросил…

— У меня врожденные способности. И я нередко бывал в Амстердаме. Алмазная фабрика, то да се… Ну, вы понимаете. Когда я могу увидеться с капитаном парохода? На послезавтра я согласен, но если опоздаете — пойдут штрафные. Пятьсот фунтов в день…

— Не опоздаем. Капитан будет здесь через час, если изволите подождать. Он у себя на квартире. Но вы еще не сказали, с каким грузом и куда должен отправиться «Ватергюсс». Его трюмы рассчитаны только на генеральный…[72]

— Я в курсе, и это меня устраивает.

Молодой господин наклонился к хозяину и почти шепотом спросил:

— Вы — патриот?

— Конечно! Но какое это имеет значение?

— У меня есть заказ на доставку сельскохозяйственных орудий вашим соотечественникам в Трансваале… Там сейчас весна, самая пора для работы на фермах.

Хозяин несколько оторопел и для восстановления душевного равновесия налил еще. Себе, фрахтеру и даже клерку.

— Но вы разве не англичанин? — с оттенком недоумения спросил хозяин.

— С чего вы взяли? Из-за фамилии? Я с тем же успехом мог назвать себя Дзянь-Линь Фу или князем Дракулой Задунайским… На самом деле я еврей из Уругвая, но это тоже никого не касается. Не забивайте себе голову лишними мыслями. Мы подписываем общий фрахт[73], как только ваше судно будет готово отдать швартовы, я прямо у трапа вручу вам чек на остальную оговоренную сумму. Прочее вас не касается никаким образом, согласны? Если рейс пройдет успешно, ваш капитан получит премию. А какие инструкции вы дадите ему на дальнейшее — исключительно ваше дело.