– На самом деле, ничего, – сказала она. – Но там очень тихо. Ты понимаешь?

Он кивнул:

– Ты узнала что-нибудь об «Охотнике»? Контакт был?

Она показала картинки:

– Я думаю, они встретили чужой корабль, и он, мне кажется, выглядел так.

Шейел наклонился, открыл ящичек стола и вытащил лупу. Навел ее на снимок.

– Ты действительно так думаешь?

Подавленный тон разговора сменился возбужденным интересом.

– Да, я так думаю. У меня нет доказательств. Даже серьезных доводов нет. Но я думаю, что так это было.

Шейел поглядел на фотографию фрески и вытаращил глаза.

– Боже мой, это же Эмили!

Медаль «За доблесть» сверкала в лучах полуденного солнца. Тора Кейн протянула руку, взяла ее и повертела, рассматривая. Прочла имя отца на обороте.

– Где вы ее взяли?

– В долине Северина.

Тора заметно помрачнела.

– Вы никак не хотите оставить это в покое?

– Я думала, вы захотите, чтобы она у вас была.

– Это зависит от обстоятельств.

– Каких?

Они стояли на берегу бухты Колеса, там же, где говорили в прошлый раз. Ким держала руки в карманах куртки. Прилив отступил, по песку бродили чайки.

– От того, что вы еще мне можете рассказать. Когда вы закончите разнюхивать, вы собираетесь выдвинуть обвинения против моего отца?

– Вы думаете, он совершил что-то противозаконное?

– Послушайте, Ким… – она прикусила язык на этом имени, – Маркис никак не был совершенством. Он был вспыльчив, не слишком тактичен, иногда забывал, что у него есть дочь. Но он по сути своей был человек достойный, и я знаю, что ни в чем мерзком он замешан быть не мог.

– Вы были когда-нибудь на вилле?

– В доме в долине? Конечно.

– Вы там бывали после взрыва на пике Надежды?

– Да. Я время от времени навещала отца. Я там жила детстве. Когда я выросла, мои родители не стали продлевать брак. Но я туда наезжала при каждом удобном случае.

– Могу я спросить, когда это было?

– Я уехала с виллы в шестьдесят девятом. Потом наезжала раз или два в год.

– Вы не помните, была ли в кабинете фреска?

– В кабинете? Нет, не помню, чтобы была.

– А вы бы увидели ее, если бы она была?

– Конечно. Послушайте, к чему вы клоните?

– Сейчас там фреска есть.

– И что?

– На ней изображена моя сестра.

– А! – Тора глянула на солнце. – Хорошо. Но я не вижу, что отсюда следует.

– Доктор Кейн, насколько я понимаю, ваш отец закрыл часть дома после экспедиции «Охотника». Вы что-нибудь об этом знаете?

– Часть дома?

– Кабинет.

– Это было его личное пространство. Ничего необычного в этом не было.

– Вас туда пускали?

Ким видела, что она обдумывает ответ.

– Нет, – сказала она. – В последние годы – нет. Он держал его запертым.

– Он не говорил почему?

– Нет. И меня это действительно не интересовало. И не понимаю, какое вам вообще до этого дело.

Ким кивнула:

– Благодарю вас.

– Теперь, если вы меня извините…

– Я прошу прощения, – сказала Ким. – Я понимаю, что вам не очень приятна моя личность…

Тора промолчала.

– Но я восхищаюсь вашим отцом.

– Рада слышать.

– Не думаю, что вам надо бояться за его репутацию.

Тора вздохнула, повернулась и пошла. Ким глядела ей вслед. До какой-то степени она сама верила тому, что сейчас сказала.

На следующий день у нее было выступление в Клубе Мореплавателей, который к морю отношения не имел, а был просто собранием пожилых граждан. Название означало, что эти люди полагают, будто проплыли свой жизненный путь, а теперь прибыли в тихую гавань, где собираются с удовольствием провести оставшееся время.

Печать клуба, изображенная на его баннере, содержала якорь и пять звезд – по числу главных принципов клуба, и его девиз: «Держись спиной к ветру». Ким прочла основные принципы, чтобы включить их в свое выступление. Это были стандартные трюизмы, вроде «Всегда держись на волне» или «По-настоящему неудачная попытка – это та, которая не была сделана».

Институт, сказала она мореплавателям, очень похож на их клуб.

– Его дело – расширять горизонты и бродить по космосу. И не всегда удача приходит с первой попытки. Так устроена жизнь. Так устроена наука. Как и вы, мореплаватели, мы не боимся неудач, и только так мы и узнаем новое.

Как обычно, она хорошо владела аудиторией и была награждена восторженной овацией. Ведущий искренне поблагодарил ее за то, что согласилась прибыть, многие рвались задавать вопросы или говорить комплименты, один попытался назначить свидание, а председатель клуба отвел ее в сторонку и объяснил, что каждую весну пятьдесят процентов взносов клуба обычно передаются достойному учреждению, как правило, образовательному. Он хотел, чтобы она знала, что ее речь произвела на него сильное впечатление, что остальные члены правления разделяют его чувства и что Институт может рассчитывать оказаться получателем ежегодного дара.

Она знала, что это будет немалая сумма, и была рада, что может отнести в Институт такую хорошую новость.

Мэтт ее ждал. Ким по общей атмосфере кабинета поняла, что не с хорошими вестями. Что-то случилось. Вряд ли коллеги знают подробности, но в них чувствовалось то же напряжение, что и в начальнике.

– Ты меня хотел видеть? – спросила она, остановившись в дверях.

Он разговаривал с ИРом – что-то насчет ожидаемого соотношения затрат и прибылей – и жестом показал ей войти, не прерывая разговора. При этом он на нее не смотрел, но в голосе его появилась холодная нотка. Закончив разговор, он повернулся, покачал головой с таким видом, будто живет во вселенной, к которой никак не приспособится, жестом попросил Ким закрыть дверь и, не говоря ни слова, включил ВР.

Ким села. На экране появился Бен Трипли.

– Это получено час назад, – сказал Мэтт.

Трипли сидел на краю стола, и вид у него был очень недовольный.

– Фил! – сказал он, очевидно, обращаясь к директору Филиппу Агостино. – Я просил вас сказать доктору Брэндивайн, чтобы она перестала влезать в мои дела. Сейчас из-за нее мне устроили допрос в полиции, и она совершенно недопустимым образом треплет имя моего отца. – Над плечом Трипли была видна передняя секция «Доблестного». – Должен вас известить, что я в настоящий момент пересматриваю вопрос о поддержке, которую оказываю Институту, поскольку у вашей организации слишком много свободного времени и она склонна копаться в давно опровергнутых слухах. Ставлю вас в известность, что, если в результате этого инцидента будет нанесен ущерб моей собственности или репутации, я с сожалением буду вынужден прибегнуть к защите закона.