– А что, хозяева-то дома или нет? – спросил Иван, закидывая ногу на ногу.

– Нету-ка, с утра в тайгу подались, – махнула рукой Екатерина Семеновна в сторону гор, быстро соображая, что бы такое сказать по причине их отсутствия. – К деду, на пасеку уехали.

– Так-так… – равнодушно продолжал Ванька, пустым взглядом рассматривая образа на стенах. – А что, ныне медосбор хороший?

– Дык, какой ныне медосбор, Ваня? Дожди, да и только. А с весны холодно было. Дай Бог, самим на зиму хватило бы…

– Это так, дожди залили. Не у каждого в этом году мед будет, – холодно продолжал представитель власти, перебирая пальцами фуражку, и исподлобья: – Как дела по хозяйству?

– Так… как по хозяйству… – испуганно побелела лицом Екатерина. – Вроде все и ладно…

– Да где уж ладно? – перебила ее бабка Даша. – Корова, вон какая худющая, конь на одну ногу хромает…

– Так-так, – хитро усмехнулся Ванька, переглянувшись с Захаром. – А сколько у вас коров-то?

– Дык две, Ваня, – в страхе шлепая губами, негромко ответила невестка. – А как прожить-то без коров?! Никак…

– Это правда, тетка Екатерина: без коров никак! А кони живы-здоровы?! Сколько лошадей-то в пригоне, три?!

– Дык… почему три, Ваня, – качаясь на ногах от страха, лопотала Екатерина. – Один только мерин… кобыла хромая… жеребчик еще маленький…

– А у деда на пасеке, сколько коней?! Пара? – со смехом надавил Ванька Петров.

Катерина была не в состоянии что-то ответить: факт налицо, все знают, что у деда на пасеке живут еще два коня. Это слишком много для одной крестьянской семьи. Женщина понимала, чем это грозит, запишут в ряд зажиточных кулаков, отберут хозяйство или, того хуже, выселят туда, где даже черемша не растет.

Однако Ванька не спешил с раскулачиванием. Не спрашивая разрешения курить в староверческой избе, он пыхнул спичкой, зажег дорогую папироску, начал издалека. Речь его имела достаточно широкое обоснование. Он вспомнил, как в детстве дед Влас кормил его медом, а дядька Николай (муж Екатерины Семеновны) подарил валенки, а с Володей они вместе рыбачили. Еще не понимая, к чему склоняется дотошная ностальгия молодого комиссара, бабка и невестка молча переглядывались, соображая и предполагая, что за этим последует. Да, женщины хорошо помнили яркие моменты, когда дед по доброте своей простой души накормил всегда голодного, нищего Ваньку хорошим обедом и дал домой соты. Однако старый и предположить не мог, что, высмотрев, что где лежит, сорванец с братьями ночью украдет два бочонка с чистым медом. А тот случай, когда Николай подарил ему валенки: не ходить же босым! Ванька принял подарок с благодарностью, в новых валенках залез к ним в погреб и вытащил половину соленья и картошки. Да ладно, что не смог унести, оставил. Он же не закрыл погреб соломой, остатки продуктов замерзли. Кузнецовым пришлось занимать картошку на посадку у своих родственников. Да и с рыбалкой хорошие воспоминания. Напросился Ванька к Володьке в напарники сетью рыбу ловить, а потом эту сеть втихаря снял да продал сплавщикам за горсть махорки. А Володьке отец вихры подрал: непросто дается самовязанная рыбачья сеть. В общей сложности женщинам было, что вспомнить о Ваньке Петрове. Может, они сейчас и отметили его дружеские отношения с семьей, да только тот сейчас при исполнении долга – власть Советов! А Советы с зажиточными не вошкаются, у всего поселка лошадей да коров отобрали, а кого за Енисейск выслали, лиственницы лобзиком пилить.

Притихли женщины, согласно головами кивают: как не помнить Ванькины отношения? Да, было дело, друзья они с Володькой! Дед с Николаем его всегда хорошим словом поминают. Ага, хороший Ванька человек, добрый, честный, век бы с таким знакомство вести. И породниться не прочь! Точно так, хороший зять! Как с кем? Конечно, с Татьяной: вон какая невеста вымахала, высокая, стройная, красавица, да и только! А что вера? Сейчас на веру не смотрят, потому как революция Бога отменила. Что?!

Переглянулись невестка со свекрухой, да так и остались сидеть с открытыми ртами, как курицы на яйцах. Наконец-то поняли, зачем Ванька в их избу второй раз приперся. Свататься пришел, олух царя небесного. За Танюшку! Вот те раз! Такое в самом страшном сне не приснится!.. Было бы не обидно, коли кто другой из поселка дочь сватал, пусть не по старой вере, и то можно было бы поговорить. А то Ванька Петров… в прошлом вор, крынку на заборе не оставь на ночь. Лодырь первой гильдии: десять лет в доме разбитое оконце подушкой заткнуто. Корова зиму под навесом стоит, доски грызет, сена нет. Неряха, каких свет не видывал! Каблук на своем сапоге подбить не может, куртка кожаная по швам разошлась, а у него иголки нет. Всегда грязный, заросший, от Чигирьки лучше пахнет. И за такого Таню отдать?!

Были времена, когда Ваньку Петрова всей деревней по углам гоняли. Может, и сейчас бабка Даша холуя ухватом огрела бы, да власть переменилась. Нечего женщинам сказать. Зато Ванька себя царем на троне возомнил, грудь выпятил, фуражку на затылок заломил, перед тем как покинуть дом, важно закончил речь:

– Вы уж там дядьке Николаю передайте: как буду вам родным, Татьяну отдадите за меня, можно хозяйство в целости оставить. Потому как я из бедноты… а у бедных брать нечего!

Сказал Ванька последнее слово, вышел из избы. Захар Истомин, правая рука при исполнении, на побегушках, за ним следом. Бабка Даша и Екатерина слова вымолвить не могут от подобной наглости. Из комнаты выскочила Таня, вся в слезах, бросилась на колени, ткнулась матери в подол:

– Маменька, миленькая! Не отдавайте меня за Ваньку! Не хочу за прыщавого да вонючего идти, лучше в петлю!.. Да у меня и жених есть!

За Таней еще две сестры помладше выскочили, Маша и Аня, жалея старшую сестру, тоже слезам предались, стали мать уговаривать:

– Матушка, родненькая! Не отдавайте Таню за Прыща! Он на нее поспорил с уездным милиционером на Воронка нашего…

– Как это, на Воронка?

– Так вот, – наперебой защебетали сестры. – Захар Истомин сам слышал, Федьке, своему брату, говорил, а он Петьке Просвирину. А уж Петька нам. Сказывают, уездный смеялся над Ванькой, мол-де, начальник, а на кляче ездишь, не можешь путного коня у кого реквизировать. А Прыщ сказал, что не дальше как к осени у него наш Воронок будет. А тот спросил, как? А Ванька обещал жениться на Тане любым способом и коня под свое седло поставить…

– А на что поспорили-то? – сухо спросила Екатерина.

– На седло поспорили. Уездный оперативник обещал седло со своего коня отдать, как свадьба состоится. А ну, как не состоится, Ванька обязан десять семей по поселкам раскулачить.

– Вон как! Значит, ныне любовь седлами измеряется…

– Да какая любовь, матушка? – рыдая, выдавила из себя Таня. – Не люблю я его! И он меня не любит, а так просто, хочет и все!.. Сколько раз уже было, как где встретит, дорогу не дает, намекает, как нам в постели хорошо будет да как он меня ласкать будет…

– Понятно… – подавленно ответила мать, чувствуя, как на голову льют горячую воду: еще седых волос прибавится! – Не было горя, так печаль-туман глаза застит…