– На Марсе исключительно холодно, – вежливо ответила женщина, – ветер гонит сухой песок. Нет воды.

– Поэтому вы поселились на реке, да?

– Мы любим, когда много воды, – сказала она.

– А каналы? – спросил он нетерпеливо. – Расскажите про каналы…

– Каналы засыпаны песком, – сказала женщина, – бурым песком.

– Что же там, – огорчился он, – ваши товарищи не построили новый, лучший мир?

– На Марсе? – переспросила она, – Нет.

– А на Венере?

– На Венере тоже ветер, – сказала она, – горячий, влажный ветер. И бури. Как вы это называете? Электрические грозы, да. Очень сильные.

– А скажите, товарищ марсианка, – он подумал, – что же вы скрываетесь, ну, я понимаю, наверное, вы не хотели показываться буржуям и помещикам. А теперь? Вот вы прилетели к нам сюда? Зачем?

– Мы беженцы, – сказала она.

Он так удивился, что уронил хлеб.

Женщина пододвинула ему крынку с молоком и улыбнулась. Молоко тоже было каким-то зеленоватым, но вкусным.

– Чему вы удивляетесь? – спросила она, – Разве у вас нет своих беженцев?

Он вспомнил худого мужчину с тонкой талией и широкими плечами и его красивую жену. Сейчас нельзя заводить семью, подумал он. Иначе гниль заберется в самое сердце, и будешь, как эти, вместо того чтобы драться до последнего патрона, бежать, как заяц, спасая жену и детей. Заяц. Заячий остров.

– Беженцы от кого?

– От войны… У нас идет война… так давно, что никто и не помнит, когда она началась.

– А кто с кем воюет?

– Все со всеми.

– А что же… ваш пролетариат не восстанет? Когда война… это очень удобно, это хорошо, это революционный момент. Товарищ Троцкий…

– У вас, похоже, много товарищей, – сухо сказала она.

– Это обращение, – пояснил он, – это значит – мы все, все, кто строит светлое будущее, братья. Друзья.

– Понятно. Кстати, что это у вас на плече? Повязка? Вас ранили?

– Да… Кое-кто сопротивляется. Не хочет строить светлое будущее.

– Все, как всегда, – сказала она и прикрыла зеленые веки. Потом открыла их, резко, будто хлопнула крыльями бабочка, серебряные глаза блеснули в полумраке.

– Хотите посмотреть на товарища Троцкого? – сказала она.

Никодим поглядел в узкое окошко и увидел, что снаружи стоит сиреневатый густой свет, река пропала в тумане, скопившемся над водой, но небо оставалось чистым, лишь луна стала бледная и полупрозрачная, как льдинка.

– Как это возможно? – удивился он, но женщина уже встала и, подойдя к крохотному сундучку, который он попервоначалу не заметил, поставила его на стол и открыла крышку. В крышку было вделано зеркало, и он видел бледное в сумраке лицо Янки, и зеленое – женщины с Марса, и обе сидели одинаково, подперев рукой щеку.

– Только пролетариат, вооруженный знанием, – начал он, но лицо Янки в зеркале заволокло туманом и багровым светом, и он увидел человека с торчащей вверх гривой жестких черных волос, с блестевшими на носу круглыми очками, в черной кожаной куртке, почти такой же, как у него самого, он говорил что-то, вздернув кверху руку, сжатую в кулак. Человек стоял на кафедре в белом зале с колоннами, а перед ним волновалось море лиц, и люди кричали что-то, и вся сцена была залита ярким, белым светом…

– Вот это и есть электричество, товарищ марсианка, – сказал он, жадно подавшись вперед.

– Да-да, – согласилась женщина.

– Так вот он какой, товарищ Троцкий… А товарища Ленина можно?

– Товарищ Ленин сейчас отдыхает, – строго сказала женщина.

– А… я могу послать сообщение товарищу Троцкому? Или Богданову?

– О чем? – удивилась зеленая женщина.

– О том, что я вступил в контакт с марсианскими товарищами хотя бы, – сказал Никодим, – вы ведь понимаете, это очень важно. Быть может, товарищ Богданов мечтал об этом всю жизнь.

– И вы тоже? – спросила женщина сочувственно.

– И я тоже… – Никодим кивнул. – Я набирал… книжку по астрономии. Про звезды и планеты. А в газетах были сводки с полей сражения. Ипр, Верден… И тогда, тогда я думал, вот там, наверху, звезды. Они чистые, там нет голода. Нет разрухи… Нет войн. Я пошел в публичную библиотеку и взял журнал по астрономии. Но ничего не понял. Недостаточно образования.

Он наклонился к женщине.

– Когда революция победит окончательно, – сказал он, – я обязательно пойду учиться астрономии. И еще, я думаю, нужно выпускать больше популярных журналов. Учить народ. Рассказывать, как это красиво. А тут еще и вы… Так могу я послать сообщение товарищу Богданову, пожалуйста, товарищ марсианка?

– К сожалению, нет, – сказала женщина, – ведь у него нет подобного устройства. Как же он вас услышит?

– Но у него наверняка есть телефон.

– К сожалению, – повторила женщина, – телефон и устройство, которое вы видите перед собой, работают на основе совершенно различных принципов.

Голос ее сделался строгий и скучный, и вся она вдруг стала похожа на суфражистку из их марксистского кружка. Он даже на миг забыл, что она зеленого цвета.

– Вам обязательно, обязательно надо объединиться с победившим пролетариатом, – сказал он серьезно. – Поддержать его.

– Мы обсудим это, товарищ Никодим, – строго сказала женщина, – такие вопросы с кондачка не решаются.

– Да, – сказал он, – да, конечно.

– А пока, если хотите, можем подлечить вашу революционную рану. Вы же доверяете нам, товарищ Никодим?

У нее голос был суше и строже, чем в начале разговора, и сама она была суше и строже, зеленые ее волосы сами собой свились в пучок, и теперь она очень напомнила Никодиму знакомую курсистку Бэллу из их марксистского кружка. Бэлла ему очень нравилась, не так как Янка, по-другому, с ней хотелось бок о бок стоять на баррикадах и умереть за правое дело.

– Да, – сказал он и облизнул сухие губы, – конечно. Действуйте, товарищ марсианка.

Вошла еще одна женщина, тоже зеленая, и стала в дверях, и по тому, как резко вырисовывается в дверном проеме ее фигура, он понял, что уже наступило утро. У второй зеленой женщины в руках была миска с водой, и эта вода бурлила сама по себе. Ловкими зелеными пальцами она размотала повязку на плече Никодима. Вода была не совсем вода, она пахла резко и остро, и женщина, улыбаясь ему добрыми и печальными серебряными глазами, промыла ему рану чистой холстиной. Он на миг ощутил резкое головокружение и странное жжение в плече, а потом увидел, как рану затягивает чистая розовая кожа.

Потом вторая марсианка вышла, а вместе с ней вышла и Янка, так тихо и незаметно, что он даже и не вспомнил, когда она встала из-за стола.