Так, в рассказе «Красные волки, красные гуси» глубинное дискурсивное противоречие между оптимистически-благодушным стилем «дневника натуралиста» и неомифологическим пространством реального странствия того же самого натуралиста в туземной дыре создает контрапункт повествования, вскрывая фантастичность или, скорее, ложность автоматизированного очеркового языка по отношению к вырывающейся за пределы возможного понимания безумной архаической подлинности. Эффект здесь создается именно на уровне стилистического противоречия, означающего ни много ни мало, как несовместимость предъявленных картин реальности.

Или в «Юго-западной железной дороге», где Оберон и Титания, как им и положено, казалось бы, появляются в важнейшей из альтернативных форм миропорядка – сновидческом пространстве, на деле же оказываются существами значительно более настоящими, нежели спящие пассажиры поезда (нельзя не отметить и тот вклад, который Галина внесла этим рассказом в столь богатый на мифологическо-притчевые трактовки железнодорожный мотив).

В рассказах Галиной (как, впрочем, и в известных читателю ее повестях и романах – «Волчья звезда», «Глядящие из темноты», «Гиви и Шендерович», «Хомячки в Эгладоре», «Малая Глуша») – вне зависимости от модельно-жанровой подосновы текста (будь то научная фантастика или «магический реализм»), – как правило, обманчивой, играющей роль отвлекающего маневра, – эффект строится на максимальной достоверности происходящего – но достоверности не канонического хоррора, а ужасом проникновения иного именно в наше мелочное и выморочное здешнее существование, с кухонными дрязгами, неурядицами на работе, подгоревшей едой, сексуальными комплексами, поиском денег… Живой и точный диалог, точная характеристика персонажей – те инструменты, что Галина бестрепетно отбирает у литературного мимесиса, дабы отразить неотражаемое. Как правило, ей это удается.

Данила Давыдов