Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хозяин кабинета скопировал жест капитана, но извлек не удостоверение, а сверхсовременный мобильный телефон.
– Предприниматель Знаев. Нефть, газ, инвестиции.
Повисла пауза. Наглый предприниматель обезоруживающе улыбался.
– Это шутка? – осторожно спросил капитан.
– Конечно, – сказал банкир. – На самом деле я продаю только деньги. Проходите. Сесть не предлагаю. У меня в конторе никто не сидит. Все бегают. И я тоже. Что у вас?
– У меня, – с расстановкой начал капитан, – пропавший человек.
– Он так и не нашелся? – глядя в пол, грустно спросил Знаев.
– Кто?
– Матвей.
– Нет.
– А вроде бы тело уже есть?
«Осведомлен, засранец!» – подумал капитан.
– Откуда вам известно про найденное тело?
Знаев спрятал дорогостоящую мобильную трубку в карман и вдруг забегал от стены к стене, заметно возбудился, глаза заблестели.
– Я говорил с женой Матвея. По телефону. Вчера вечером. Я полностью в курсе. Матвей Матвеев – мой бывший компаньон…
– Бывший?
– Мы вместе начинали. Сто лет назад. В девяносто третьем. В девяносто шестом – разбежались.
– Не сработались?
Банкир тяжело вздохнул.
– Ну вроде. Я вообще не верю в партнерство и компаньонство. Знаете, как это бывает: начинают друзьями, а потом один друг присылает к другому киллера… Или, что еще хуже, повестку в суд…
Капитан кашлянул.
– У вас, значит, и до киллеров дело дошло?
– Ни в коем случае! Как раз потому и не дошло, что разбежались вовремя. Последние годы почти не общались…
Странная публика эти бизнесмены, подумал капитан. Три года вместе деньги делали – а теперь «почти не общаются». «Разбежались». Как у них происходят такие разрывы? Два взрослых мужика вскакивают и кричат: «Пошел ты к такой-то матери, не звони мне больше никогда, видеть тебя не желаю!»? Забирай свои игрушки и уйди из моей песочницы.
Один из телефонов банкира подал сигнал, но банкир не взял трубку. Ждал. Смотрел на сыщика без страха.
– Чай, кофе, коньяк, виски?
– Ничего не надо.
Знаев порывисто сдвинул вбок дверцу встроенного шкафа, и капитан узрел несколько полок, плотно уставленных замысловато исполненными бутылками всевозможных размеров и конфигураций, то пузатыми, то дистрофически вытянутыми, все – благороднейшего темного стекла, с роскошными многоцветными этикетками.
– У меня, – вкрадчиво выдохнул разбитной предприниматель, – есть лучшие коньяки. Самые нормальные. Стопроцентный эксклюзив! Таких даже Черчилль не пробовал. Ни в одном ресторане вам такого не нальют.
– Я по ресторанам не хожу, – враждебно пробурчал капитан. – Выпивать не буду. Я не Черчилль. Я сыщик. Я бы… это… закурил. Если можно.
– Здесь не курят, – твердо сказал Знаев, и в секунду капитан понял, что сопляк с взъерошенными, как у попугая, волосами действительно жесткий делец, а не какой-нибудь случайный выродок столичного бизнеса. – Есть еще вопросы?
– Примерно две сотни, – ответил Свинец и с наслаждением раздвинул губы в вежливой улыбке, не обещающей, как он доподлинно знал, собеседнику абсолютно ничего хорошего.
Знаев еще раз оглядел свои дорогостоящие бутылки, задвинул дверцу и невинно, переведя лукавый взгляд в стену, осведомился:
– Я обязан отвечать?
Тут капитан ощутил себя в своей тарелке, полностью, и в тон, столь же невинно, но и наигранно, почти издевательски отреагировал:
– Конечно, нет! Наша беседа – почти неофициальная.
Знаев снова забегал взад и вперед. Он напоминал активного, возбужденного ежика. Он сопел и проводил ладонью по лицу, как бы освежаясь.
– Хорошая формулировка, – похвалил он тоном знатока. – Почти неофициальная беседа! Это надо запомнить!
– Кстати, – продолжил Свинец, – если вам не по нутру эта самая «неполная» официальность, то мы ее легко доведем до полной. И продолжим разговор в другой обстановке. Есть такое желание?
Знаев примолк; его очки раздражали капитана, мешали определить значение взгляда, выражение глаз. Опять последовали хитрая, многозначительная улыбочка и несколько поспешных проходов от стены к стене – точнее, от одного стенного шкафа до другого. Капитан уже понял, что все стены кабинета были не столько стены, сколько двери.
– Я чрезвычайно законопослушный человек, – нейтральным тоном сказал владелец кабинета. – Я плачу налоги. Я создал более ста рабочих мест. Я пиздец какой честный.
– Верю, – ласково ответил капитан. – Но у меня, знаете, вдруг возникло смутное подозрение, что в одном из ваших шкафов припрятаны наркотики. Знаете, я даже предполагаю, какие именно наркотики. Что-то вроде кокаина. Что-то вроде двух граммов… У меня, ей-богу, предчувствие. Думаю, мне, как офицеру милиции, будет позволено досмотреть этот уютный кабинетик. Я уверен, что обязательно найду здесь какую-нибудь гадость. И вынужден буду составить протокол. Ваши охранники выступят понятыми. Далее вы будете препровождены в отделение. Там проведем второй допрос, гораздо более детальный…
Тут капитан проиграл. Его лохматый собеседник опять улыбнулся, еще более весело, еще более обезоруживающе, и быстрым шагом прошел к другому встроенному шкафу и отодвинул створку. Скинул пиджак, извлек вешалку и аккуратно повесил коммерческую униформу, а взамен облачился – неторопливо, но с трудно уловимым, чисто мужским шиком – в новенькую черную телогрейку; энергично двинул руками, дабы колхозно-зэковская шмотка удобно легла на плечи. С усилием выдвинул на середину комнаты вместительный, туго набитый, черного же цвета баул. Рванул застежку – обнажились свертки с сигаретами и конфетами. Бегло проверив содержимое мешка, Знаев тщательно застегнул огромные пластмассовые пуговицы своего простеганного клифта, схватил баул за прочные лямки, поднял над полом, взвешивая в руке, опустил, еще раз решительно улыбнулся и произнес:
– Я готов.
– Куда? – оторопел капитан.
– В отделение. И дальше в КПЗ. И в следственный изолятор. И еще дальше. В Мордовию, в Читу, куда там еще… Поехали.
Свинец помедлил.
– В путь, товарищ капитан! – призвал Знаев. – В путь! Раньше сядешь – раньше выйдешь! Я готов! Поехали!
Капитан уважительно сощурился. С таким подходом он встречался впервые. Ему пришлось наигранно, тускло засмеяться и даже слегка наподдать ногой увесистый мешок с тюремными припасами.
– А здесь у вас что?
– Сигареты, белье, чай, сахар, кипятильник, спички, туалетные принадлежности, – отрапортовал владелец кабинета, приосанился внутри своей телогреечки, затем резко посерьезнел и добавил: – Все вещи разрешены распорядком исправительно-трудовых учреждений. Еще имеются деньги, сто тысяч рублей. С разрешения администрации они будут помещены на мой лицевой счет. Поехали?