— Как думаете, что в первую очередь сделает тот, кто прибудет?

— Осмотрит тело и место происшествия. Он не сможет посмотреть на мои импровизированные отпечатки пальцев и фотографии, потому что они все еще находятся в чреве моей камеры, как выразился синьор Латтьенцо. Он сделает снимки сам.

— А потом?

— Возможно, устроит обыск в некоторых комнатах, а может, и во всех. Я предложил им привезти с собой ордер. Кстати, если уж мы об этом заговорили: ваши упражнения по уборке постелей принесли какие-нибудь плоды до или после эпизода с конвертом в золе?

— Никаких, — ответил доктор Кармайкл. — У Хэнли на прикроватной тумбочке лежит стопка книг: сверху Уайльд и Жид, снизу бульварное чтиво, но все книги с одним и тем же лейтмотивом.

— А у Бена Руби, — сказала Трой, — есть огромный альбом с вырезками из газет, все они красиво наклеены, подписаны и датированы, а все восторженные куски в отзывах подчеркнуты. Для цитирования в предварительной рекламе, я полагаю. Там есть и фотографии Филина с подписями, и письма поклонников в газету — негодующие и выражающие поддержку. Оказывается, существует всего семь фотографий, сделанных Филином в Европе, одна — в Америке и четыре — в Австралии, включая отретушированный снимок, опубликованный в The Watchman. Почему-то казалось — по крайней мере мне — что их было очень много. У синьора Латтьенцо на письменном столе лежит небольшая аккуратная стопка писем на итальянском языке. У мистера Рееса есть огромная цветная фотография в серебряной рамке: дива в оперном костюме, не знаю из какой оперы, но это точно не «Мадам Баттерфляй». А еще есть фотографии в рамках, на которых изображены довольно застенчивые, слегка чопорные гуляющие молодые люди в афинском музее. У него также есть чудесный выполненный сангиной[68] рисунок, изображающий обнаженного мужчину верхом на жеребце; готова поклясться, что это оригинал да Винчи. Неужели он настолько богат? Я в самом деле могу поклясться, что это не репродукция.

— Думаю, это вполне возможно.

— Надо же, какой он скрытный человек, — задумчиво сказала Трой. — Кто мог такого ожидать? Интересно, он его в самом деле ценит, или просто купил его потому, что он так дорого стоит? Как и дива, можно сказать.

— Возможно, это не совсем одно и то же, — сказал Аллейн.

— А ты придаешь большое значение тому, что рассказал синьор Латтьенцо? Я, конечно, не знаю, что именно он говорил.

— Он сообщил мне кое-что по секрету. Его рассказ придал всей сцене сильный итальянский колорит. Могу сказать только это. В остальном я нем как рыба.

— Рори, — спросила Трой, — а ты собираешься еще раз поговорить с Марией до приезда полиции?

— Я еще не решил. Возможно, я это сделаю. Очень быстро.

— Мы, конечно, не должны спрашивать почему, — сказал доктор Кармайкл.

— О нет, вы можете это сделать. Безусловно. Если я с ней и встречусь, то просто скажу ей, что проинформирую полицию о ее просьбе заняться телом ее хозяйки и попрошу их на эту просьбу откликнуться. Конечно, когда они закончат осмотр комнаты.

— Ты в самом деле это сделаешь?

— Да, такая у меня задумка.

— Что ж… А ты объяснишь, зачем это нужно?

— Конечно, — ответил Аллейн. И объяснил.

Когда он умолк, Трой закрыла лицо руками. Это был нехарактерный для нее жест. Она отвернулась к окну. Доктор Кармайкл перевел взгляд с нее на Аллейна и вышел из студии.

— Я бы ни за что не хотел, чтобы ты так расстраивалась, — сказал Аллейн.

— Не думай об этом, — пробормотала она в его свитер и вытерла глаза его носовым платком. — Ерунда. Дело просто в самом факте существования этой комнаты напротив. Той… за запертой дверью. Словно комната Синей Бороды. Я не могу перестать об этом думать. Наверное, именно это меня так угнетает.

— Знаю.

— А теперь еще и Мария. Пойти туда! Черт! — сказала Трой и топнула ногой. — Я пообещала себе не быть для тебя обузой, и ты только посмотри на меня сейчас.

— Может быть, ты немного слишком сурова к себе, а я проявил немного мужского шовинизма; хотя, должен сказать, — признался Аллейн, — я никогда не мог до конца понять, что именно дамы подразумевают под этим словосочетанием. Высморкайся хорошенько, — добавил он, так как Трой использовала его платок с большой осторожностью. Она с шумом повиновалась и сказала, что ей стало легче.

— Что бы мне сказал Фокс? — спросила она и сама себе ответила. Аллейн присоединился.

— «Нам придется принять вас в штат, миссис Аллейн», — хором процитировали они.

— Ну и наломала бы я дров, если бы меня действительно приняли, — сказала Трой.

— Ты отлично поработала с обгоревшим конвертом. Просто классика жанра; и он оказался очень полезным. Он вынудил Марко в достаточной мере сознаться.

— Ну, это уже кое-что.

— До обеда полчаса. Как насчет припудрить твой розовый носик и выйти прогуляться?

— Обед! — сказала Трой. — И тяжеловесная светская беседа мистера Рееса. И еда! Опять еда!

— Может быть, повар урежет меню до бульона и ломтика ветчины. Ну, пойдем.

— Хорошо, — сказала Трой.

И они вышли на улицу, где светило солнце, блестели темные мокрые деревья, озеро усеяли блестки, а горы были свежи, словно их только что создали. Утро оживлял щебет птиц и звуки, которые были самим голосом леса, скрытой в нем влаги, прохлады и первобытной оторванности от мира.

Они обошли дом, дошли до пустого ангара, а оттуда через посадочную площадку добрались до тропинки через лес и вышли к берегу озера.

— Мокрая земля и зелень, — сказала Трой. — Лучший запах на свете.

— У маори есть герой-бог по имени Мауи. Он пошел на рыбалку и выудил Южный остров.

— И чувствуется, произошло это совсем недавно.

— В геологическом смысле он поднялся со дна океана в результате вулканической деятельности. Я понятия не имею, — сказал Аллейн, — был ли это медленный процесс или внезапное землетрясение. Интересно воображать, как он внезапно появляется из глубины, и по склонам его гор стекает вода, льется по равнинам и возвращается в море. Но я думаю, это был скорее вопрос вечности, чем дело нескольких секунд.

— И ты говоришь, что сейчас есть множество художников, которые трудятся как пчелки, пытаясь изобразить, — Трой обвела рукой пейзаж, — все это.

— Именно так. От симпатичных набросков до умело нарисованных постеров, от изложения фактов до впечатляющих абстракций. Все что угодно.

— Какие они все смелые.

— Но думают так лишь некоторые из них. — Аллейн взял ее под руку. — Некоторые подобрались довольно близко к сути. Если бы обстановка была другой, — спросил он, — ты бы захотела писать?