– Таращимся на эти чертовы окна, как два козла! Кому это нужно?

– Не говори…

– Нет чтоб сходить с женой и детишками в цирк или выехать на природу, как это делают все нормальные люди.

– Так мы ж ненормальные…

– Понимаю, если бы деньги приличные платили.

– Это ты точно подметил…

Он был агентом четвертой ступени, это значит – второй с конца. Перспективы продвинуться по служебной лестнице ничтожно малы, уже ведь не мальчик. Словом, тоска зеленая…

Он ходил обедать в итальянскую кафешку, которая занимала первый этаж углового дома в конце улицы. Спускался в канализационный люк, который был прямо под днищем микроавтобуса, заученно петлял по низкосводчатому лабиринту и вскоре оказывался в подвале кафешки. Отмычкой отпирал дверцу и, поднявшись по винтовой лесенке, входил в зал, где садился за столик у окна и заказывал себе двойную порцию спагетти. Большее ему было не по карману.

В тот день его обслуживала очаровательная негритяночка. Настолько очаровательная, что он, позабыв о всех законах конспирации, осмелился с ней заговорить.

– Ты новенькая?

– Не-а, – выдув огромный жвачный пузырь, лукаво улыбнулась девушка. – Очень даже старенькая.

– А почему я тебя раньше не видел?

– А я на кухне работала. Посуду там мыла, пол подметала. А сегодня Фанни заболела, вот хозяин и попросил ее подменить. Кстати, как я справляюсь?

– Превосходно… Если не секрет, как вас зовут?

– Не секрет. Кати. А вас?

– Люк.

– А можно тебя кое о чем спросить, Люк? – очаровашка неожиданно перешла на «ты». – Ты случаем не гомик?

– Не-е-ет, что ты… – Он залился краской.

– Слава Богу, успокоил, – облегченно выдохнула Кати. – А я уж вся испереживалась. Такой клевый парень – и гомик… Я просто наблюдала за тобой с кухни… Ты приходишь в одно и то же время, садишься за один и тот же столик, заказываешь одно и то же блюдо, а потом сидишь и грустно смотришь в окно… Хоть бы раз с бабой… Вот я и подумала, ты уж прости. Понимаешь, население земли на шестьдесят процентов состоит из женщин, и при таком дефиците мужиков многие из них еще умудряются трахаться друг с другом. Разве это справедливо?

– Нет, – твердо заявил Люк.

– Кстати, ничего, что я так выражаюсь?

– Выражайся, как хочешь… Ты учишься?

– Ага.

– На философском?

– Как ты угадал? – восторженно воскликнула негритяночка. – Ну прямо шпион! Кому рассказать – не поверят!…

Люк чуть не поперхнулся, но все же сумел взять себя в руки.

– Ты очень красиво размышляешь, – тихо сказал он. – Только философ может так размышлять.

– У тебя жена есть? – Она пристально посмотрела ему в глаза.

– Есть…

– И дети?

– И дети, – виновато сознался Люк. – А что?

– Да так, ничего… Жаль… – Кати подхватила пустой поднос и, плавно раскачивая бедрами, удалилась на кухню.

– Бригадирам – в контору!

Мамонтов вскочил с лежака, накинул теплый дубленый полушубок и сунул ноги в валенки.

Из барака выходить не хотелось – метель была такая, что даже на работу никого не послали. Бомжи еще со вчерашнего вечера отсыпались на теплых нарах или тихо играли в картишки на припасенную или украденную водку.

– Вот, блин, лето называется! – в сердцах сказал Мамонтов. В Штатах он такой погоды не видел. Так, иногда специально ездил в Канаду покататься на лыжах, но снег в июне? Это дикость!

– Эй, Тарзан! – окликнул его Череп, когда Гоша уже хотел выходить. – Ты там скажи за нас пару слов, а?…

Тарзаном Георгия прозвали после той драки. Всем очень понравилось, как метко он бросил нож. Егор Петрович действительно ничего ему не сделал за убийство надзирателя. Только вечером позвал к себе, налил полный стакан спирта и сказал:

– Ты его грохнул, тебе и бригадиром быть. Только автомат я тебе не дам. Ножом обойдешься. Пей.

Гоша молча выпил и также молча вышел из избы. А на следующий день уже выводил барак на построение. Бомжи его слушались беспрекословно. И уважали. А как еще можно относиться к парню, который не побоялся на глазах у всех убить садиста?

– Чего тебе? – Мамонтов посмотрел на Черепа.

– Скажи там, пусть нам баб привезут. Я тогда тута навсегда жить останусь.

– Может, пойдем со мной, сам скажешь? – ухмыльнулся Мамонтов.

– Не-е, сам не пойду. – Череп замахал руками. – Я уже сказал один раз, хватит…

Самое неприятное в положении Мамонтова было то, что большего он так ничего и не узнал за эти дни. Исправно ходил на работу, пытался завести дружеские отношения с остальными двумя бригадирами – Тимофеем, забившим насмерть пацана, и Артурчиком, маленьким шустрым кавказцем со злыми, колючими глазками. Но они не шли на контакт. А Тимофей даже сказал, когда они остались наедине:

– Меня бы ты так легко не завалил… То есть не завалишь.

С работягами разговаривать было бесполезно. Весь день они копались, как кроты, в мерзлом грунте, а под вечер, выпив залпом чекушку водки, падали на нары мертвецки пьяными и храпели до самого утра.

Но что удивительнее всего, за все эти дни на прииске не было ни одной находки. Ни одного, даже самого маленького алмаза. Хотя переваливалось, прощупывалось и просеивалось по многу кубометров породы. Что-то здесь было не так. И Мамонтов никак не мог понять что.

В избе было накурено так, что у Гоши защипало в глазах. К табачному дыму примешивался устойчивый запах сивухи и квашеной капусты.

– Ну садись, чего встал! – закричал из-за стола Тимофей. – И дверь закрой, а то продует!

Гоша бросил шапку в угол и сел на край дубовой лавки.

– Пей. – Егор Петрович пододвинул ему железную кружку, до краев наполненную мутным вонючим самогоном. – Закуски у нас мало, зато выпивки – залейся!

Они втроем были пьяны вдрызг, поэтому разговаривали очень громко, почти кричали и долго хохотали после каждой фразы.

Гоша сразу понял, что ему приготовили испытание. Если Тимофей с Артурчиком были пьяны по-настоящему, то начальник только притворялся. У него тоже заплетался язык, лоб тоже был покрыт похмельной испариной, движения тоже были плавные, замедленные и неуверенные, как в воде, только глаза зыркали по сторонам, следя за каждым движением собутыльников.

– Ну пей, чего ты на нее пялишься? – зло приказал он, заметив, что Гоша никак не может решиться выпить самогон. – Это ж не баба, чтоб на нее смотреть!