О Мэри можно сказать, что она умерла вместе с Шелли. Нет, на самом деле она прожила еще почти тридцать лет, но настоящей жизнью, как понимала слова «настоящая жизнь» сама Мэри, этого уже не было.

Через неделю после смерти Шелли она сказала: «Под моей жизнью подведена черта, и место остается только для труда, не считая моего бедного мальчика».

Снова и снова возвращаясь памятью к счастливым – теперь они казались абсолютно счастливыми и безоблачными! – годам своей жизни с Шелли, Мэри пыталась переосмыслить их союз с точки зрения вечности, а не обычной человеческой любви: «Восемь лет, которые я провела с ним, значили больше, чем обычный срок человеческого существования. На протяжении восьми лет я знала ничем не ограниченное счастье общения с человеком, чей гений, превосходящий мой во много раз, будил и направлял мой разум. Я говорила с ним, освобождалась от ошибок, обогащалась новыми способностями – мой ум был утолен. Ныне я одна, и до чего я одинока! Пусть звезды созерцают мои слезы, и ветры выпьют мои вздохи, но мысли мои за семью печатями и мне некому их поведать…».

* * *

Когда Шелли погиб, Джордж Гордон Байрон пообещал Мэри материальную помощь и всестороннюю поддержку. Но он не выполнил ни одного из своих обещаний. Деньги на дорогу из Италии в Англию для двух вдов, Мэри Шелли и Джейн Уильямс, собирали соотечественники, которых вряд ли даже можно назвать друзьями четы Шелли, – просто случайные знакомые.

Мэри и Джейн вернулись в Англию. Поначалу они не расставались, поддерживая друг друга в своем общем горе. Потом в жизни Мэри снова появился Томас Хогг – теперь, когда она овдовела, он пришел, чтобы снова просить ее руки. Но Мэри отказала ему. Она писала: «Нет, никогда – не выйду ни за вас, ни за кого другого. На гробовой доске напишут “Мэри Шелли”!».

Но она познакомила Хогга со своей «подругой по скорби» Джейн Уильямс. А та отплатила Мэри черной неблагодарностью: повсеместно рассказывала о том, как холодна была Мэри по отношению к Шелли в последний год его жизни и как она, Джейн, стала утешительницей великого поэта, его музой и путеводной звездой. То ли влюбившись в Джейн, то ли из обиды, Хогг во всем поддержал свою новую возлюбленную и обрушил на Мэри целый поток клеветы.

Ее отзвуки донеслись даже до Парижа, куда Мэри ездила весной 1828 года! Там она заболела оспой и снова едва не погибла, и на единственный светский прием, куда ее пригласили, ей пришлось прийти в черной маске, скрывавшей лицо со следами ужасной болезни. Мэри встретили очень холодно: все видели в ней вдову Шелли, которая так скверно с ним обращалась! Но Мэри быстро растопила лед недоверия. После она писала Клер: «Мне щедро воздалось за храбрость. Что Вы скажете про одного из умнейших людей Франции, поэта и молодого еще человека, которому пришла фантазия заинтересоваться мной вопреки прикрывавшей мое лицо маске? Весьма занятно было впервые за жизнь разыгрывать страшилище, еще занятней – слушать, верней, не так, не слушать, а ощущать, что не в одной красоте счастье и я чего-то стою и без нее».

Этим молодым поэтом был Проспер Мериме – и он тоже просил руки Мэри Шелли! И ему она тоже отказала!

* * *

Тридцать лет после смерти Шелли Мэри жила ради их сына Перси Флоренса Шелли. Она сражалась с отцом Шелли, сэром Тимоти: после того как Чарльз Шелли, сын Харриэт, умер от воспаления легких, а Перси Флоренс, сын Мэри, стал единственным наследником, «любящий дедушка» попытался отсудить у Мэри трехлетнего внука. Потом он назначил невестке и внуку более чем скромное содержание, поставив условие, что Мэри не должна писать воспоминаний о Шелли и издавать его стихи. Когда все-таки Мэри опубликовала «Посмертные стихотворения», сэр Тимоти прекратил выплаты. Пришлось изъять из продажи почти весь тираж. Не имея возможности написать воспоминания о муже, Мэри писала их в форме «комментариев» и «примечаний» к его произведениям.

Мэри Шелли в зрелые годы

Чтобы дать сыну достойное образование, Мэри неустанно трудилась: переводила, редактировала, рецензировала, писала биографические статьи и романы – всего пять романов после «Франкенштейна». Ни на одном не значилось ее имени – романы были подписаны «Автор “Франкенштейна”», и это говорило само за себя.

Ее забота о Перси простиралась так далеко, что и жену ему она нашла сама – молоденькую вдову Джейн Сент-Джон.

Дальше время покатилось еще быстрее для Мэри Шелли. Джейн хватало решительности защищать семью от Клер Клермон, которая к тому времени окончательно сошла с ума, поселилась неподалеку и очень терзала Мэри и Перси своими неожиданными просьбами. Джейн организовала для Мэри ее последнюю поездку в Италию, чтобы Мэри могла предаться воспоминаниям о былом и поплакать над могилой мужа – сыну просто в голову не приходило, что матери это нужно, тем более что сам он отца не помнил. Когда Мэри тяжело заболела – с ней случился удар – Джейн преданно ухаживала за ней, как за родной матерью.

Мэри Шелли угасла в 1851 году. Для современников ее смерть заметным событием не стала. А в ХХ веке ее роман «Франкенштейн» оказался на втором месте по количеству экранизаций – после «Дракулы» Брэма Стокера.

После ее смерти Клер покинула Англию, скиталась по свету, но стареть и умирать приехала во Флоренцию – к могиле своего ребенка. Она надолго пережила Мэри и скончалась в 1879 году.

Это была самая громкая, самая скандальная, самая невероятная история любви, потрясшая современников – и продолжающая удивлять потомков на протяжении многих поколений… История любви величайшего поэта своего времени и высокородной леди, супруги выдающегося политика, – любви, сделавшей несчастными не только самих влюбленных, но и всех, кто был втянут в орбиту этих поистине безумных страстей.

Поистине, для всех было бы лучше, если бы Джордж Гордон Байрон и леди Каролина Лэм никогда не встречались. Но не встретиться они могли бы только в одном случае: если бы родились в разные эпохи. Более никакие преграды – пространственные или сословные – не могли бы их разделить.

Леди Каролина, прочтя поэму «Паломничество Чайльд-Гарольда», так полюбила романтический образ, который она сочла автопортретом Байрона, что смела бы любые преграды в своем стремлении познакомиться с поэтом лично. Если леди Каролина чего-то хотела, она этого добивалась любой ценой. А в данном случае и преград-то никаких особых не было, леди Лэм и лорд Байрон вращались в одном обществе.

Леди Каролина Лэм

Сначала Каролина написала поэту письмо: пока еще анонимное – первое в потоке восторженных писем, которые она обрушит на него в будущем! Послание, в котором она превозносила до небес гений Байрона, завершилось словами: «Вы заслуживаете счастья, и вы будете счастливы…» Не дождавшись ответа, леди Лэм попросила своих знакомых, лорда и леди Холланд, чтобы они представили ее поэту. Леди Холланд предположила, что Байрон вряд ли понравится Каролине, потому что он «хром и грызет ногти». Но леди Лэм твердо стояла на своем: «Будь он уродлив, как Эзоп, мне все равно, я должна его увидеть!»