Григорьев улыбнулся.

— Понимаю. Мне и самому они нравятся. Но хочешь не хочешь, а придется возвращать владельцу.

— Счастливец, — восторженно произнес копиист, пожирая голландцев взглядом.

— Да как сказать, — криво усмехнулся Григорьев. — Смотря с кем сравнивать…

— О, господи, какой же я болван! — вдруг смущенно воскликнул художник. — Какой рассеянный, непроходимый тупица! Даже не предложил вам стул. Вы, должно быть, устали? Хотите присесть?

— Спасибо. Я бы с большим удовольствием выпил чашечку кофе. Если вас это не затруднит.

— Что вы! Ничуть. Одну минуту.

Художник последний раз окинул взглядом полотна и удалился в сторону «кухни».

Квартира его представляла собой довольно внушительную двухэтажную студию. У дальней стены разместилась «жилая зона», вмещающая в себя сразу все, кроме разве что туалета и ванной. Впрочем, ванной тут не было вовсе. Зато был душ. Самодельный. Похожий на те, что можно встретить в дрянных провинциальных «ночлежках», — с железным ржавеющим «соском». Но художника подобный образ жизни вполне устраивал.

Раньше, правда, была вполне приличная «трешка» на «Аэропорте», но после бурного и скоротечного развода все движимое и недвижимое имущество — кроме этой вот студии да кое-какой скрипучей мебели — отошло хваткой, как крокодил, жене художника. Впрочем, тот особо и не возражал. Выглядел вполне довольным.

Сейчас Алексей Алексеевич мог, не поворачивая головы, видеть, как художник возится с подносом, чашками и электрическим чайником. Наконец хозяин вернулся с кофе. Григорьев взял чашку, поблагодарил, отпил глоток.

Кофе был хоть и гранулированный, но неплохой. По меркам «среднего класса», разумеется. Главное, очень горячий.

— Если не возражаете, — отставляя чашку и доставая из кармана сигареты, произнес Алексей Алексеевич, — я хотел бы взглянуть на ваши работы.

— Да, разумеется. — Теперь художник выглядел слегка смущенным. — Прошу, — указал он в дальний от двери угол студии. Там на внушительных подрамниках стояли накрытые простынями картины. — Работа, как вы понимаете, еще не закончена… Нужно состарить полотна, прописать края, ну и еще масса мелких штрихов, которые я не мог воссоздать без оригиналов.

— Да не волнуйтесь вы так, ради бога, — ободряюще улыбнулся Алексей Алексеевич. — Я уверен, ваша работа заслуживает самых высших похвал.

— Надеюсь, вы не будете разочарованы…

Художник прошел по кругу, сдергивая с подрамников простыни. Затем щелкнул выключателем. Висящая в углу лампа, больше напоминающая маленький прожектор, вспыхнула, заливая работы ярким светом.

Григорьев водрузил на нос изящные очки, подошел ближе, наклонился, чтобы рассмотреть копии получше. Молча прошел вдоль подрамников, придирчиво изучая работу художника. Он не мог позволить себе лесть. В его деле нельзя было обойтись халтурой. Никакого маргарина, чистейшее сливочное масло.

Наконец он выпрямился, снял очки и убрал их в футляр. Футляр спрятал в карман пиджака, повернулся к выжидательно замершему художнику, сказал:

— Грандиозно. Это не комплимент. Когда вы закончите работу, ваши копии будут достойны того, чтобы поставить их вровень с оригиналами. Но у меня к вам еще одна просьба.

— Все что в моих силах…

Художник приосанился. Как и большинство творческих людей, этот человек ценил похвалу.

— Один комплект старить больше не нужно. Оставьте как есть. Доделайте только края.

Художник озадаченно хмыкнул.

— Простите, я, должно быть, неправильно вас понял.

— Отнюдь. Вы не ослышались.

— Но ведь… Так же нельзя. Сразу будет понятно, что это «новодел». То есть я имел в виду, что это и так будет понятно, но… Это ведь будет плохой «новодел».

— Я понял, что вы имеете в виду, — кивнул Алексей Алексеевич. — Именно это мне и требуется. Я не собираюсь выдавать ваши копии за оригиналы. Напротив, мне нужно, чтобы любой, даже едва разбирающийся в живописи человек сразу же определил, что это именно «новодел».

Художник покрутил головой.

— Не понимаю. Обычно заказчики требуют обратного. Им хочется, чтобы копия была как можно ближе к оригиналу, а вы…

— А я этого не требую. — Алексей Алексеевич улыбнулся.

— Это… довольно необычно, согласитесь.

— Действительно, необычно, — согласился Григорьев. — Но мне требуется именно такая работа.

— Хорошо. В конце концов, вы платите деньги, вам и решать, — кивнул серьезно художник и посмотрел на свои творения.

Он снял голландцев с подрамников, понес в угол, где на массивном столе стоял компьютер. Кроме того, в мастерской имелся хороший сканер и цифровой фотоаппарат. Художнику приходилось иметь дело с разными людьми. Многие боялись оставлять оригиналы и не очень хотели, чтобы художник приходил работать к ним домой. В этом случае в дело вступала электроника. Художник разложил миниатюры на специальном столе, принялся старательно щелкать фотоаппаратом.

— Вот и все, — наконец сказал он, возвращая Алексею Алексеевичу полотна. — Конечно, лучше было бы иметь под рукой оригиналы.

— Я понимаю, — кивнул Григорьев. — Но мелкие огрехи не имеют для меня значения. Я заеду за заказом завтра днем.

— Да, конечно. — Художник с явным сожалением принялся накрывать свои работы чехлами. — То есть то, что вы требуете, я мог бы закончить и за два часа. Но, разрази меня гром, если я понимаю, зачем вам это нужно.

— Это неважно. — Григорьев улыбнулся и посмотрел на часы. — Завтра меня вполне устроит. Желаю всего наилучшего.

— Всего доброго, — задумчиво ответил художник.

Алексей Алексеевич направился к двери.

На улице он остановился и с удовольствием посмотрел в небо. День складывался на редкость удачно. Все шло как по маслу, даже боязно слегка становилось. С чего бы такая пруха? После посещения копииста Григорьев пришел в прекрасное расположение духа.

С копиями и подлинными голландцами уладилось. Оставалось заехать на аэровокзал и выкупить забронированные билеты в Италию. Чем бы все ни закончилось, им придется уехать на пару недель. Ну и, наконец, отвезти голландцев на экспертизу. Потом можно будет отдыхать. Завтра днем напарница со своим новым партнером вылетит в Одессу и завтра же вечером взойдет на палубу шикарного лайнера. Честно говоря, Алексей Алексеевич ей немного завидовал.

Григорьев боялся лишь одного — случайностей. Случайности, как известно, создают историю. Можно просчитать каждую мелочь, каждый шаг, выверить все, но невозможно предусмотреть случайность. И хорошо, если она сработает в их пользу…

* * *

Сидя у окна снимаемой квартиры, Смольный набрал номер телефона Специалиста. Он хотел знать, как все прошло. Ему не нравилось затишье, царящее в городе. Обычно в «Димыче» с самого утра играла музыка, но сегодня там было тихо. Не заметил Смольный и братвы за столиками, хотя к полудню тут всегда начиналось оживление. Проспект странно притих. Совсем как перед грозой.