Денис невесело засмеялся от неожиданно пришедшей ему в голову мысли.

– Хитрый, да? Подвел меня по кругу к тому месту, откуда я ушел. Ну ладно… Ты главный. Я понял… Главный и очень жестокий. Вот и мы поэтому такие, наверное, – по образу и подобию. Очень жестокие и хотим быть главными, во всем… Детки твои… Пряничек можно мне, а? За глубокую веру, на подкорке, за истинное уважение к создателю. Ох…

Денис завел машину и потихоньку поехал по улице, загадав – куда будет зеленый, туда он и повернет. Первым зажегся зеленый в сторону дома Оксаны и Маргоши.

– А вот и хренушки! – Денис показал фигу светофору, подождал зеленой «стрелки» направо и поехал к себе.

В понедельник утром Денис поехал на работу. Почти не останавливаясь, прошел мимо Вики, секретаря Евгения, рукой вопросительно показывая на дверь кабинета. Девушка, улыбнувшись, кивнула.

Денис вошел и с ходу начал:

– Женик, давай ты мне все объяснишь…

– Привет, Денис. – Евгений, не вставая с места, приветственно махнул рукой. – Что именно объяснить? Присаживайся. Как отдохнул? Что у тебя с финским контрактом?

– Жень, я знаю тебя почти сто лет…

– Почти, – без улыбки кивнул тот.

– Ты можешь мне объяснить…

Евгений резко откатился от стола на вертящемся стуле.

– Ты зря мне позвонил по этому поводу вообще. Больше меня в такое не втягивай. Ясно?

– Ясно. И тем не менее. Ситуация вышла из-под контроля. То есть… То есть я вообще не понимаю, что произошло и что мне теперь делать. Где мне найти эту стремную бабу?

– Какую из них? – Евгений без улыбки смотрел на стоящего перед ним Дениса.

– Жень… – Денис взял стул и присел ближе к начальнику.

– Денис, ты извини, мне работать надо. И тебе, кстати, тоже… не мешало бы. – Он нажал на кнопку громкой связи. – Вика, там что, все – озверели? Почему никто не идет? Две минуты двенадцатого!..

Тут же раздался голос секретарши:

– Евгений Миронович, все ждут в приемной… Вы же заняты…

– Я свободен!!! – неожиданно закричал Евгений и через пару секунд уже спокойнее договорил: – Начинаем! Пусть орлы все подтягиваются!

– Жень, ответь мне только на один вопрос: где мне Лору искать?

Евгений, глядя ему в глаза, ответил:

– А кто ее знает… Я лично – не знаю. У тебя всё?

Пытаясь сохранять спокойствие, Денис сказал:

– Ага, совсем всё.

– Ну вот и ладно.

Денис резко отодвинул стул, на котором сидел, и быстро вышел из кабинета. В приемной его окликнула Вика:

– Денис… А ты на совещание не останешься?

– Не-а.

Вика встала и, оглянувшись на кабинет, догнала Дениса:

– Подожди… Ты что, с Женей поругался?

– Да нет… Просто… Пойду бабочек ловить. Сейчас как раз такое время – одна очень редкая бабочка летает, она только в самом начале июня живет… Два дня всего… Представляешь, Викуль?

– Представляю… – Вика печально кивнула.

Денис только тут внимательно посмотрел на девушку:

– А ты-то что?

– А!.. – Вика опустила голову.

– О! Ну вот. Что такое? Ты плачешь?

Девушка подняла на него глаза:

– Я с тобой пойду… За бабочкой…

– Ага. Ну да. А потом меня кое-кто супчиком из твоих ушей угостит. С Эмилем поругалась?

Вика кивнула:

– Рассталась.

– Ты с ним или он с тобой? – уточнил Денис.

– Я…

– А! – Денис невесело рассмеялся. – Ясно. Нет уж, ты тут посиди, а я пойду.

– Денис… – Вика грустно смотрела, как Денис уходит.

– Ты очень красивая, не грусти…

Он все-таки нашел эту маленькую старинную церковь на берегу Москвы-реки, где пела Алена. Белая изящная церковь с черными куполами и тонкими золотыми крестами, словно прорвавшими чешуйчатую поверхность купола и устремившимися в небо. Так просто и так страшно… Страшно оттого, что не понимаешь, что все это значит. Можно сто раз читать про символы культовых сооружений и ни черта не понять. Ну символ веры, и что? Вот ты не веришь, а когда подходишь к церкви, невольно охватывает… И тех, кто смело ломал когда-то церкви и кто картошку и запчасти для тракторов туда сваливал, тоже – охватывало, иначе бы так не бесновались… А снести ее – два часа работы для одного хорошего бульдозера, – и ничего не останется. Останется пустота высокого крутого обрыва, текущая сама по себе речка внизу и бессмысленность повторяющихся и повторяющихся коротких человеческих жизней. Да еще груда белых кирпичей, больших, чуть неровных по краям…

Денис походил по церкви, в который раз удивляясь чудесам православной архитектуры, – снаружи кажется, что внутри лишь небольшое помещение, где с трудом поместятся десять – пятнадцать человек… А тут… Пятнадцать человек только по углам и закуткам сейчас стоят, каждый со своей бедой или страхом – не с радостью же приходят в церковь все эти люди?

Постояв перед иконой, на которой Богоматерь чем-то была похожа на Алену, он попытался воткнуть свечку, но та никак не хотела держаться в слишком большом отверстии. Какой-то мужичок, который только что прикладывался темными морщинистыми губами к иконе, посоветовал ему:

– Ты, это, подпали свечу-то.

Денис мельком взглянул на него. Никогда бы не подумал со стороны, что такой мужик пойдет в церковь, о чем-то просить будет незнамо у кого. Ведь стоит, думает о чем-то… Не о том же, сколько меда осталось продать и скорее драпануть к себе, подальше от чудовищного, вонючего, грохочущего и равнодушного мегаполиса? От большого города, судорожно взявшегося подновлять и открывать заново старые маленькие церкви… А может, как раз мужичок и просит: «Помоги, боженька, осталось-то все ничего, полтора бочонка! Душно мне здесь, баба там моя одна без меня топчется…»

– Так и с другой стороны-то!.. – Тот глянул на Дениса, чуть задержав на нем взгляд живых темных глаз. Не про мед он просит. У него так же что-то болит, как у Дениса. Вот он и пришел сюда.

Денис кивнул – то ли мужичку, то ли невесть откуда взявшимся мыслям – и со вздохом установил-таки свою свечку. Расплавленный воск больно капнул ему на руку. Денис поморщился. Ну почему… Почему даже здесь его не оставят в покое? Неужто действительно кто-то неусыпно наблюдает за ним, за всеми его поступками и проступками? Кто же это или что? Ангелы-хранители, какие-то загадочные торсионные поля, о которых все говорят сейчас? Бред… А может, это в его собственной душе есть какой-то механизм…

Денис помотал головой. Нет. Так он сойдет с ума. Если не от того, что мучило его последние месяцы, так теперь от этого. Не хочет он верить, что его, свободного человека, кто-то на веревочке ведет по жизни, кто бы или что бы это ни было. Оступился – получай, а сюда вообще не суйся, мало ли что ты хочешь!.. Направо пойдешь, налево пойдешь…