В Кембридже депутация от Бостона и от законодателей Массачусетса возблагодарила Вашингтона за спасение города малой кровью. Политик из Массачусетса Джозайя Куинси уверял Вашингтона, что его имя «сохранится в веках как имя спасителя нашего Отечества». Тот ответил, позаимствовав строчку из «Катона» Джозефа Аддисона: «Рукоплескания достойных мне отрада, их заслужить желаю всей душой». Гарвардский колледж присвоил ему почетную ученую степень, несмотря на то, что генерал получил весьма неполное образование. Один из городков в Массачусетсе переменил свое название на «Вашингтон». Джордж был счастлив «слышать отовсюду, что его репутация по-прежнему незапятнанна», о чем он писал брату.

Филлис Уитли приехала в его ставку, и генерал устроил ей «весьма учтивый прием». Он был не настолько лишен тщеславия, чтобы не желать опубликования посвященных ему стихов, хотя и опасался, что его «неправильно поймут», ведь там шла речь о короне и троне. Джозеф Рид позаботился о том, чтобы стихи были отданы в печать в апреле.

Тем временем полки один за другим выступали к Нью-Йорку, впервые покидая Новую Англию: если британцы получат контроль над рекой Гудзон, важным водным коридором между Нью-Йорком и Канадой, они смогут вбить клин между Югом и Севером. Первыми отбыли генералы Хит и Салливан, 1 апреля отправился генерал Грин во главе пяти полков. Скорей, скорей! Кратчайшей дорогой. В путь выступали с рассветом, до завтрака успевая проделать пять-шесть миль, а в целом за день — 15–20 по раскисшим от весеннего солнца дорогам, на обочинах которых только-только начинала пробиваться первая робкая травка.

Пятого апреля главнокомандующий тоже покинул Кембридж и возглавил парад в Провиденсе, в котором участвовали два полка Натанаэля Грина — облаченные в мундиры, «вымытые, с чистыми лицами и руками, с выбритой бородой, с причесанными и напудренными волосами», согласно приказу. Казалось, весь Род-Айленд собрался, чтобы поглазеть на это зрелище. Во время банкета, устроенного городскими властями, Вашингтона чествовали как национального героя. На следующий день рассвет застал его уже в пути. Скорей! Скорей!

Генерал Ли, раньше всех прибывший в Нью-Йорк (точнее, его принесли на носилках: он страдал от подагры), не знал, как ему быть: город, расположенный на островах, был со всех сторон окружен водой — и как прикажете его оборонять? Крупнее Бостона, но меньше Филадельфии, Нью-Йорк занимал тогда площадь менее одной квадратной мили, то есть десятую часть острова Манхэттен (тогда он назывался Йорк), который растянулся на 11 миль от квартала Баттери на севере до реки Гарлем. На этой территории теснились 20 тысяч жителей. К северу от города шли вперемежку леса, реки, болота и каменистые возвышенности, усеянные небольшими фермочками и крупными загородными усадьбами до самого Королевского моста, представлявшего собой, несмотря на громкое название, узкий деревянный мостик, переброшенный через Гарлем на материк. Лучшие дома и церкви стояли на прямом и широком Бродвее с тенистыми деревьями. Деловой центр города находился на Куин-стрит, рядом с многолюдными верфями Ист-Ривер; правда, большинство населения покинуло город, спасаясь от войны, и этот район затих и обезлюдел. Здание городской управы стояло на Уолл-стрит.

С запада протекала река Гудзон, отделявшая Манхэттен от Нью-Джерси; протока Ист-Ривер (Восточная река) разделяла его с островом Лонг-Айленд, где находилась некогда голландская колония Новый Амстердам, захваченная англичанами и переименованная в Нью-Йорк. По сути, это была не река, а устье с соленой водой шириной в милю, с быстрыми разнонаправленными течениями и приливами, достигавшими двух метров в высоту. Непосредственно у реки, на обрывистом берегу, раскинулась деревушка Бруклин, куда можно было попасть на пароме: всего семь-восемь домишек и старая голландская церковка посреди Ямайской дороги, которая вела от паромной переправы вглубь острова. К западу от Лонг-Айленда, через пролив Нарроус, находится остров Статен. Географическое положение, с одной стороны, превращало Нью-Йорк в крупный морской порт, с другой — сильно затрудняло его оборону. «Признаюсь, я озадачен тем, что делать с этим городом, — писал Ли Вашингтону. — Он окружен глубокими судоходными протоками, и любой, повелевающий на море, будет повелевать городом». Морями правила Британия.

«Объединиться или умереть». Политическая карикатура Б. Франклина в «Пенсильвания газетт». 9 мая 1754 г.

«Не наступи на меня» — первый флаг борцов за независимость, известен с 1775 года. На хвосте гремучей змеи 13 колец погремушек, по числу восставших колоний. Идею этого символа тоже приписывают Франклину

Было ясно, что город не удержать, но и сдать стратегический центр без боя было просто немыслимо. Так считали не только члены Конгресса, сидящие в Филадельфии; настроение в войсках было самое боевое. «Я никогда не задумывался о том, сколько их и сколько нас. Мне казалось, что американцы непобедимы», — вспоминал потом новобранец из Коннектикута Джозеф Пламб Мартин. Вашингтон же был твердо намерен «сделать всё возможное, чтобы расстроить планы неприятеля».

Для начала Ли решил установить пушки для защиты от нападения с моря на маленьком Губернаторском острове в Верхней (Нью-Йоркской) бухте, в поселке Ред-Хук в Бруклине и на мысе Паулус-Хук (ныне Джерси-Сити) на западном берегу Гудзона. С Бруклинских высот можно было обозревать весь Нью-Йорк, гавань и реки, а также длинные, низкие холмы Нью-Джерси; если построить тут форт с восемью пушками, его значение будет таким же, как у Дорчестерских высот в Бостоне. В любом случае, если Нью-Йорк — ключ к континенту, то Лонг-Айленд — ключ к Нью-Йорку, решил Ли.

К прибытию Вашингтона (13 апреля) Ли, по приказу Конгресса, уже находился в Чарлстоне, Южная Каролина, чтобы оборонять город от британцев; командование он передал Израэлю Патнэму, а надзор за сооружением укреплений — генералу Уильяму Александеру из Нью-Джерси, больше известному под именем лорда Стерлинга. Главнокомандующий устроил свою ставку рядом с Баттери, в южной части Манхэттена, откуда начинается Бродвей. Прямо напротив, в сквере Боулинг-Грин, на беломраморном пятиметровом постаменте стояла конная статуя Георга III. Четыре дня спустя до города, наконец, добрались Натанаэль Грин и его люди, попавшие в снежную бурю: от них четыре дня не было известий, и Вашингтон уже начал опасаться за их жизнь. Тогда же, 17 апреля, приехала Марта, и Вашингтоны перебрались на север Манхэттена в особняк, оставленный бывшим главным казначеем британских войск в Америке Абрахамом Мортье. Дом стоял в тихом живописном месте — на Лиспенардском лугу в двух милях от города (ныне — пересечение Варик-стрит и Чарлтон-стрит), а с просторной веранды открывался роскошный вид на реку Гудзон. Однако ставка по-прежнему находилась в доме 1 по Бродвею, известному как «дом Кеннеди». Когда-то его построил шотландский эмигрант Арчибальд Кеннеди, разбогатевший на торговле землей, позже им владел его сын и полный тезка, капитан королевского флота, пока не уехал в Англию. Этот дом с большой парадной лестницей, банкетным залом и салоном в 50 футов длиной считался эталоном элегантности; находившийся за ним сад спускался прямо к берегу Гудзона, а со смотровой площадки на крыше можно было обозревать окрестности на много миль в любую сторону. Как и в Кембридже, Вашингтон держал свою военную свиту при себе, чтобы всегда была при деле.