Первым делом Вашингтон издал строжайшие распоряжения о том, как солдатам надлежит вести себя по отношению к местным жителям, чтобы американская армия выгодно отличалась от британской в Бостоне: в домах, куда они размещены на постой, деревянных полов не рубить, воду и помои в окна не выливать, урожай с полей не воровать. (По сравнению с Бостоном жизнь в Нью-Йорке была очень дорогой.) По утрам и вечерам солдаты становились на молитву, следуя примеру офицеров, по воскресеньям обязательно ходили в церковь. Тем не менее божба и грязная ругань неслись отовсюду.

Сложнее всего оказалось проследить за тем, чтобы солдаты не посещали квартал «красных фонарей» неподалеку от Гудзона, называвшийся «Землей обетованной» (каждую ночь на участке, принадлежащем церкви Троицы, собирались больше пятисот проституток). Здесь царил такой неприкрытый разврат, что армия, продержавшаяся целый год под Бостоном, могла разложиться в Нью-Йорке за месяц. 22 апреля, всего через неделю после прихода Континентальной армии, в одном из борделей нашли изуродованные тела двух солдат; один из них был варварски кастрирован. Его разъяренные товарищи разнесли дом в щепки, никого не пощадив. Вашингтон был вне себя от такого самоуправства и пригрозил виновным суровым наказанием. Он установил комендантский час и объявил, что любой солдат, застигнутый в пьяном виде, подвергнется наказанию, а в случае сопротивления аресту с ним обойдутся, как с неприятелем, то есть пристрелят на месте. Однако при отсутствии мундиров определить, являются ли пьяные посетители борделей солдатами, было практически невозможно. На темных грязных улицах, освещенных лишь тусклыми масляными лампами, каждую ночь вспыхивали потасовки, раздавались крики «Убивают!»; туда устремлялись патрули, хватая драчунов дюжинами без разбора; кого-то потом наказывали, а кого-то отпускали. В довершение всего венерические болезни, уже появившиеся в нескольких американских полках, грозили серьезными потерями еще до подхода британцев.

А то, что британцы придут, не вызывало сомнения. В Лондоне о сдаче Бостона узнали только полтора месяца спустя, и 6 мая парламент бушевал, обличая политику администрации, однако премьер-министр лорд Норт и секретарь по делам американских колоний Джордж Джермейн по-прежнему отстаивали военную линию. Король договорился с ландграфом Гессена об отправке семнадцати тысяч наемников в Северную Америку. Вашингтон учредил систему сигналов между Лонг-Айлендом, островом Статен и Нью-Йорком, чтобы о прибытии вражеских кораблей все были немедленно оповещены.

В мае войска под командованием Джона Бургойна сняли осаду Квебека; Бенедикт Арнольд был вынужден отступить в Монреаль, а затем командовал арьергардом Континентальной армии, оставившей форт Сен-Жан (по свидетельству лейтенанта Джеймса Уилкинсона, он последним покинул форт перед приходом англичан). Конгресс велел Вашингтону послать в Канаду подкрепление, и генерал Салливан с тремя тысячами солдат отправился вверх по Гудзону; в распоряжении главнокомандующего осталось не больше десяти тысяч. «Нас ждет кровавое лето в Нью-Йорке и Канаде, — писал Вашингтон брату Джеку в конце мая, — именно сюда, сдается мне, будут брошены основные силы неприятеля, а мы, как ни жаль, к этому не готовы: нет ни людей, ни оружия».

Вашингтон бывал в Нью-Йорке только дважды, и ему требовалось лично осмотреться на местности. Однако вместо этого он был вынужден торчать в ставке, одолеваемый бесконечной бумажной работой, в том числе перепиской с Конгрессом. Основываясь на планах генерала Ли, он занялся возведением на каменистой возвышенности над Гудзоном двух фортов-близнецов, которые получили названия форт Вашингтона и форт Конституции; эти аванпосты должны были помешать англичанам подняться по реке в Канаду. Генерала Грина он поставил командовать Лонг-Айлендом, и его люди вместе с вновь прибывшей стрелковой ротой из Пенсильвании расположились в Бруклине. Кэти Грин и Люси Нокс со своими младенцами приехали к мужьям.

На Бруклинских высотах строился форт Стерлинга, а на противоположном берегу, у поселка Грейвсенд, еще три укрепления: форт Патнэма в честь Руфуса Патнэма, разработавшего чертежи укреплений, форт Грина в форме звезды на Ямайской дороге и форт Бокса, названный по имени майора Даниеля Бокса, одного из офицеров Грина. Каждый бастион был окружен широким рвом, они соединялись между собой системой траншей длиной в милю. Вооружившись топорами, солдаты рубили деревья, чтобы пушки могли стрелять без помех. Дисциплину установили суровую: солдат, ушедший без позволения, должен был неделю отработать без отдыха.

К началу июня в распоряжении Континентальной армии имелось 121 орудие на Манхэттене, на побережье Нью-Джерси, на Губернаторском острове и в Бруклине. Ежедневно на улицах и на городском выпасе проводились учения, чтобы превратить вчерашних крестьян в солдат.

Войска были расквартированы в пустующих домах, в том числе в роскошных особняках, которые быстро утратили свои пышные интерьеры. Королевский колледж, одно из самых больших и красивых зданий в городе, переделали под армейский госпиталь; книги из библиотеки вывезли, чтобы солдаты не сожгли их в печках.

Двадцать первого мая Вашингтон отправился в Филадельфию для консультаций по поводу военной стратегии, оставив вместо себя генерала Патнэма; за ним волочился шлейф слухов о том, что главнокомандующий хочет подать в отставку. Слухи не подтвердились: под давлением генерала Конгресс решил для привлечения новых солдат учредить премию в десять долларов за добровольное поступление в армию, а также создать военный совет под руководством Джона Адамса, который занимался бы вопросами армейского набора и снабжения войск. Кроме того, Вашингтон уговорил Джозефа Рида примкнуть к армии в должности генерал-адъютанта (начальника административного управления), но в чине полковника, вместо Горацио Гейтса, которого Конгресс отправил в Канаду.

В Филадельфии все разговоры вертелись вокруг провозглашения независимости Объединенных колоний от Великобритании; Вашингтон поднял на смех тех членов Конгресса, кто «до сих пор питается деликатесами примирения». Он знал, что Виргинский конвент в Уильямсберге уже высказался за независимость и Джордж Мэйсон сочинил Декларацию прав, в которой были строки: «Все люди рождаются равно свободными и независимыми и имеют определенные неотъемлемые естественные права… в том числе право на жизнь и свободу с правом приобретения и обладания собственностью и стремления к счастью и безопасности». Этот текст был впоследствии обработан Томасом Джефферсоном.

Джон Хэнкок, благодарный за спасение своей собственности в Бостоне, заказал Чарлзу Уилсону Пилу портрет Вашингтона на фоне освобожденного города. Главнокомандующий согласился позировать с большой неохотой. На портрете он выглядит вовсе не торжествующим победителем, а усталым, осунувшимся, даже плохо выбритым, озабоченным тяжелыми мыслями. В дневнике Пила содержится запись от 1 июня 1776 года: «Сегодня Континентальный конгресс объявил Объединенные Колонии свободными и независимыми штатами». Возможно, он несколько опередил события: 7 июня Ричард Генри Ли внес в Конгресс проект резолюции, провозглашавшей, что «Объединенные Колонии являются свободными и независимыми штатами».

Шестого июня Вашингтон вернулся к армии и был встречен барабанным боем и парадом пяти полков, маршировавших по Бродвею мимо статуи Георга III.