От выездной комиссии я ничего плохого не ждал. Не, ну не пустят меня, и как это будет выглядеть на награждении? Лауреат не приехал, потому что не знал имена членов ЦК компартии ФРГ? Шутка, в этой стране компартия отсутствует. То появляется, то исчезает. Последний раз два года назад распустили. Но про какого-нибудь Карла Либкнехта и Вильгельма Телля, тьфу ты, Эрнста Тельмана, могут спросить. Смотрел я, конечно, про всех этих ленинских дружбанов, но очень по верхам. Расслабился.

Мероприятие в актовом зале ЦКБ организовали. Саму комиссию я не видел, когда подошел, они внутри уже сидели. Поздоровался с Морозовым, раскланялся с шапочно знакомыми докторами, выжидающими своей участи. Больница большая, ученых здесь обильно, откуда еще по заграницам ездить, если не отсюда?

Вроде как настрой у вершителей судеб хороший, долго никто не задерживался. Минут пять — и на свободу с чистой совестью. Я даже Игорю Александровичу анекдот рассказал для поднятия боевого духа. Когда парочка в аптеку пришла, просят вазелин и противозачаточные. Аптекарша им баночку вазелина дала, ищет в ящике таблетки. Найти не может никак, поворачивается и спрашивает: «А зачем вам противозачаточные хоть?».

Не к добру меня веселье разобрало, как чувствовал. Вызвали, зашел. В скромном костюмчике, белая рубашка, галстучек. Подстригся на прошлой неделе. Ничего не предвещало, короче. А комиссия... Их, блин, в кино снимать можно, в самой гнусной антисоветчине. Народ будет плеваться и ненавидеть нашу страну. Тетки в кримплене, старые коммунисты в потертых спинжаках со столь же древними орденскими планками, чекист с глазами убийцы, какой-то хрен неопределенного возраста с лицом сильно употребляющего, но зато с юбилейной медалькой «100 лет Ленину». Мне даже не по себе стало. Откуда их хоть собрали? Но ладно, не будем судить о людях по внешности. Других они быстро отпускали, и ничего.

— По комсомольской линии едет? Молодой какой, — сказала одна из кримпленовых дам.

Секретарь зачитала краткое резюме про меня. Это ожидаемо воодушевило народ. Особенно тот факт, что это уже третья капстрана за последний год. Да еще и премию какую-то давать собираются.

— Вы понимаете, молодой человек, в какое опасное место вы собрались? — прошамкал один из старых коммунистов. Этот был в синем пиджаке, остальные двое в коричневых.

Я сообщил, что понимаю и осознаю, но надеюсь на поддержку старших товарищей и представителей передового отряда нашей партии. Это я уже глядя на чекиста сказал. А тот сидел, будто не подключился еще, гипнотизировал какую-то точку в пространстве у меня над головой.

— А кто возглавил немецких коммунистов после предательского убийства товарища Карла Либкнехта? — никак не успокаивался дед.

— Клара Цеткин, — ответил я. Череда немецких тяжеловесных фамилий напрочь вылетела у меня из головы. Остальных товарищей я в упор не помнил.

— Хорошо. А еще кто? — любопытствовал событиями, происшедшими более чем шестьдесят лет назад дед.

— Роза Люксембург, — вдруг неожиданно для себя вякнул я.

— Она была зверски казнена в один день с товарищем Либкнехтом! — стукнул сухоньким кулачком по столу любитель истории. — Как можно такое не знать?!

Старый козел демонстративно достал из кармана таблетки и вытряхнул одну себе в ладошку. Налил в стакан воды из казенного графина и выпил ее, шумно глотая, после чего победоносно осмотрел коллег. Знай наших, смогли прищучить!

Ветераны партийных заседаний тихо загудели на тему «посрамит» на своем полюсе стола, кримпленовые тетки молчали. И тут наконец-то включился представитель органов.

— Ну что же, товарищи, мы тут послушали Андрея Николаевича, и пришли к выводу, что он является политически зрелым и достоин представлять нашу страну на международной арене.

И снова исчез из нашей реальности, оставив только немигающий аватар. Знаток немецкой истории обиженно засопел и потянулся к стакану.

— Очень хорошо, товарищи, что вопросов к товарищу Панову больше нет, — провозгласила дама, вначале впечатлившаяся моей молодостью. — До свидания, Андрей Николаевич.

И вот на хрена было это устраивать? С этими своими Кларой и Розой. Хорошее имя для женского дуэта, работающего в стиле кабаре. Как же вы мне надоели, честное слово!

* * *

Дождался Морозова. Его как раз про революционеров вообще не спрашивали. Как в анекдоте про экзамен. «Знаете, что была Вторая мировая война? Да? Ой как здорово, отличные знания, пять баллов!». Двинулись к Чазову. К тому времени у меня обида на старперов перегорела. Ведь главное — результат, так же? Вот и получили, что хотели.

Академик был занят. Что-то там у него решалось, куда-то звонила секретарша, с кем-то соединяла. Минут сорок, наверное. Только потом о нас сообщили. И то не сразу пустили.

Вот руководитель! Профессионал высокого класса! Только что из кабинета вопли доносились, строил по телефону кого-то, а тут — будто не было ничего. Спокоен, собран. Я бы осторожно добавил — похоже, доброжелательно настроен. Показал нам на стулья, мол, присаживайтесь. Мы седалища опустили, внимаем.

— Инструктаж еще не один будет, но я хотел бы в узком кругу, коллегиально, — доверительно начал Чазов. — Сами понимаете, событие не рядовое. Не хотелось бы опережать... но мы внесли предложение о наградах... — и он замолчал, давая нам возможность прочувствовать заботу и внимание.

Мягко стелет, гад. И тон неофициальный, прямо гордость берет, что такой человек с нами возится. Чего же взамен потребует? Деньги? Так сам сказал, что нам гроши достанутся. Выступить с осуждением израильской военщины? Так кому мы там нужны, чтобы нас слушать? Напишут о нас в местных газетках на пятой странице мелким шрифтом, а заявления и вовсе не упомянут. Не Нобелевка. Почетно, да. Но престиж не так велик.

— ... поэтому еще раз обращаю ваше внимание: никаких несанкционированных контактов с прессой! — вырвал меня из раздумий голос Евгения Ивановича. — Даже если будут спрашивать совершенно невинные вещи. Понятно?

Мы закивали. В отличие от прошлых раз, где мы были одними из многих, сейчас совсем другое.

— Разрешите вопрос! — я чуть по-ученически руку не потянул.

— Да?

— Одежда. В приглашении указано, что мужчины во фраках...

— Напрокат возьмем. Франкфурт — город большой, там только оперных театров два. Деньги на это будут выделены, за свои не придется брать.

* * *

— Картошка пропала в магазинах.

Когда я вернулся домой, Аня лежала на кровати задрав ноги вверх.

— И туалетной бумаги днем с огнем не сыщешь, — продолжила она список потерь.

— У тебя был забег по торговым точкам? — я устало прилег рядом.