Смольный институт благородных девиц — «сей прекрасный цветник», как назвал его Карамзин, был своеобразным подобием монастыря, где «посредством педагогики» воспитывали будущих жен русских аристократов. «Избыток образования» (то есть естественные науки и литература) считался здесь не только ненужным, но и опасным. Музыка, рукоделие, домашнее хозяйство, танцы, изящные манеры, хоровое пение, кулинария — вот чему серьезно обучали в институте. Выстроив классы в зале, часами обучали придворным церемониалам: «церемониал целования руки августейших особ во время праздников», «прием августейших особ» и т. д.

«При целовании руки Императора — учил церемониал, разработанный обожавшим церемониалы Павлом I, — нужно сделать глубокий поклон и, став на одно колено, приложиться отчетливым поцелуем к Руке Императора.. Затем надлежит подойти с тем же к Императрице. И удаляться непременно пятясь задом».

Во время приема августейших особ «следует делать глубочайший по-клон-реверанс до самого пояса и после этого произнести с приятностью по-французски фразу приветствия».

В осенний день 1864 года все эти знания понадобились Катеньке.

В Смольном состоялся «прием августейших особ». И тогда императрица вновь увидел Екатерину.

«Екатерина... Катя... Катенька». Так он звал ее.

Маленькая девушка (она была среднего роста, но высоченному Александру всегда казалось маленькой) с копной каштановых волос взглянула на него огромными темными глазами... А потом «глубочайший поклон-реверанс», и приветствие дрожащим голосом — по-французски.

И это был тот самый миг! Александр влюбился. Как мы уже помним: «Каждая новая влюбленность всегда была на его лице». Так что это мгновенно заметили все, включая императрицу. Но не обратили особого внимания.

Наш Дон-Жуан, как уже много раз говорилось, влюблялся постоянно. Причем любовницы менялись так быстро, что даже Третье отделение перестало следить за этим хороводом. Ибо поняли главное — красавицы никак не влияли на государственные дела. Они появлялись, чтобы очутиться в царской постели и... вскоре навсегда из нее исчезали. Самое забавное, что его предыдущая опасная любовница, Александ Долгорукая, была из того же рода Долгоруких, и была дальней родственницей Кати. Директриса Смольного знала свое дело. Катеньке тотчас намекнули на выпавшее счастье. Но она почему-то не оценила счастливейший «случай» и не спешила пасть в объятия государя. Как было положено верной и, главное, бедной подданной.

Влюбленный государь предпринял шаги. В дело вступила родственница директрисы, некто госпожа Вера Шебеко, «приятнейшая и обходительная дама».

Госпожа Шебеко появилась в нищей квартирке княгини-матери, рассказала ей о подарке судьбы: в безнадежной семейной денежной ситуации Катя могла обеспечить не только себя, но и всю семью. А главное, устроить свою жизнь. И действительно, что сулило красотке-бесприданнице будущее? В Петербурге богачи на красоте не женятся. Женятся на деньгах. Поэтому, заканчивая Смольный, бедные воспитанницы, как правило, становились воспитательницами в том же институте. И часто навсегда оставались старыми девами. И Шсбеко предупредила княгиню Веру: Катя очень хороша, но сколько юных красавиц мечтают занять место в сердце государя! Надо спешить.

Приятнейшая госпожа Шебеко становится другом семьи и вскоре, видно, получает от матери некоторые полномочия. И Вера Шебеко весьма деликатно (как положено, в том веке и в той семье) толкает Катеньку в царскую постель. Но Катенька по-прежнему странно непонятлива. Ей явно нравится государь. Она была совершенно счастлива, когда он навестил ее во время болезни в больнице Смольного института. (Государь, естественно, приезжал инкогнито, и больница в тот день была поистине на военном положении.)

И по-прежнему... ничего!

Но далее, к полному изумлению и Шебеко, и княгини Веры, государь вместо того, чтобы устать от непонятливой девушки, привязывается к ней все больше.

Он начинает гулять с ней в Летнем саду! Воспитанницы Смольного отпускались домой только на выходные. Однако государь уже не может жить без этих прогулок. Пришлось и матери, и Вере Шебеко убеждать Катеньку оставить Смольный.

И она делает это с радостью — оказывается, она тоже не может жить без этих прогулок с государем. Без прогулок... и только! Так протекает этот платонический роман, казалось бы, невозможный для Дон-Жуана! Их постоянные прогулки в Летнем саду... Государь, рядом — она, впереди бежит любимая царская собака, сзади, на расстоянии, плетется адъютант. И завсегдатаи парка уже шепчутся: «Государь прогуливает свою "мамзель». Приходится перенести встречи. Теперь прогулки происходят в парках островах. Платонический роман Дон-Жуана продолжается. Прогулки и только... Поцелуи в аллеях. И более ничего. Карета государя отвозит ее домой. Счастливые лица влюбленных — 17-летней девушки и 48-летнего царя. Приближаясь к пятидесяти, государь ведет себя как влюбленный лицеист.

Катю назначают фрейлиной императрицы. Это привычное место любовницы государя. Но, к изумлению Веры Шебеко, став фрейлиной, любовницей она по-прежнему не стала... Государь пылает, но почему-то не смеет быть настойчивым. И опять приходится Вере Шебеко деликатно уговаривать Катеньку. Но никакого толку. Да и при дворе Катя так и не появилась.

И не потому, что государь щадит императрицу. Императрица дав­но привыкла к фрейлинам-любовницам. Ее взгляд, полный терпения и жертвенности, привычно равнодушно встречал очередную красавицу, чтобы стать полным участия и печали... провожая ее из дворца!

Нет, появиться при дворе не захотела сама Катенька. Почему? Здесь и таилась главная разгадка романа, которую не понимали ни ее мать, ни Вера Шебеко: она была ДРУГАЯ.

ДРУГАЯ

В это время Смольный институт был разбужен реформами Александ­ра II, как и вся страна. Ветер перемен ворвался и в этот самый консер­вативный институт России. Туда пришел знаменитый педагог Ушинский. И он реформировал институт совершенно. При Ушинском здесь начали преподавать литературу и математику, всерьез давать образова­ние девицам. Конечно же, вскоре знаменитого педагога сумели выжить из института, но остались набранные им преподаватели, остался но­вый дух! Произведения знаменитых писателей, герои знаменитых романов — все, что прежде запрещалось в стенах института, теперь преподается и обсуждается. И она — эта маленькая красотка открывала государю новый неведомый ему мир, который он сам породил! Это был мир новой России. Красавица была порождением его же перестройки.

И потому она не захотела быть при дворе. Положение в свете, богатство, интриги — главные ценности придворных любовниц для этой девушки были пустое. Она видела двор теми же беспощадными глазами, какими видела другая умненькая девушка — Анна Тютчева: «Это пустой мир — он оживает только при вечернем свете... Только вечер придает ему таинственную прелесть. Над этим миром властвует одно слово — туалет. И в этом суетном море кружев и драгоценных камней можно стать только еще одной ряженой куклой... Здесь надо постоянно наряжаться: для Государя, идя на бал, или — для Бога, идя в дворцовую церковь... Здесь даже с Богом обращаются как со скучным хозяином, который дает бал. К нему приезжают... чтобы тотчас о нем за­быть...»