Наконец наша гора появляется перед нами, огромный навес полупещеры, прячущий деревню. Улыбаясь, все выходят приветствовать нас, и мои глаза наполняются слезами. Как это непохоже на мое первое появление, когда все были настроены подозрительно. Алентин хромает мне навстречу, вытянув единственную руку. Я бегу к нему, наплевав на остаточную боль в ребрах, и обхватываю его худую фигуру.

Я узнаю многие лица, теперь они открыты и радостны. Они стараются схватить меня за руки или обнять мои ноги, но Умберто их сдерживает.

— Она ранена! — покрикивает он. — Не давите!

Мое лицо пунцовеет от стыда. Почему-то меня смущает этот фейерверк эмоций в данный конкретный момент. Я замечаю Косме, безжалостно прокладывающую локтями себе путь сквозь толпу. Она останавливается перед Умберто, не скрывая облегчения. Они обмениваются приветствиями; затем она приближается ко мне, и я замечаю, что она почему-то снова остригла коротко волосы. Она подается вперед — на миг я думаю, что сейчас она обнимет меня, — но она шлепает меня по плечу и ухмыляется.

— Я не думала, что ты выберешься.

— Я тоже.

— Она убила анимага, — объявляет Умберто.

В молчании все глядят на меня.

— Мы не знаем наверняка! — протестую я, покачиваясь на ногах. — Я не видела тела.

— Но ты накормила его ягодами сон-травы и сожгла его палатку.

Я пожимаю плечами.

Косме вглядывается в мое лицо.

— Я не верю тебе.

— Мы можем обсудить это позже? Мне необходима ванна. И еда. Что-нибудь не сухое и не вяленое.

Но она не отстает.

— Вранье не сделает тебя героем.

Взрыв гнева где-то в животе быстро сменяется печалью и усталостью. Мне нечего ей ответить, я просто отворачиваюсь, уже думая о купании. Но тут мне в голову приходит мысль. Я останавливаюсь.

— Косме, — говорю я через плечо. — У меня есть для тебя подарок.

Я достаю из-за пазухи золотистую косу анимага и бросаю к ее ногам.

— В знак нашей невероятно крепкой дружбы.

Мою спину сверлят глазами, когда я ухожу в пещеру.

К моменту окончания моего купания история моего побега уже разлетелась по деревне. Каждый похлопывает меня по спине, задает вопросы, поздравляет. И каждый готов рассказать свою историю. Мой Мальфицио был очень занят, пока мы отсутствовали.

Вечером Алентин сидит рядом со мной в полупещере, мы ждем, когда ужин будет готов. Он рассказывает мне о группе из пятерых старших мальчиков, вышедших на вражеский поисковый отряд во время охоты. Они следили за отрядом в течение дня, ждали подходящего момента, а потом рано поутру атаковали сверху с луками и стрелами. Отряд был довольно большим, человек в пятнадцать, так что наши охотники убили по одному человеку каждый, а потом скрылись. Двумя днями позже они сделали то же. Оставшиеся скауты должны были разнести весть об атаке. С того дня боевым кличем деревни стали слова «Каждый да убьет одного».

— Все, как ты сказала, — говорит мне Алентин. — Мы жалим, а потом живем, чтобы ужалить снова.

— Каждый да убьет одного, — повторяю я. — Идеально.

Я гоню от себя неприятные мысли о том, что мы вдохновили на убийство детей, которые еще младше, чем я.

— К северо-востоку мы нашли еще один отряд. Видимо, передвигались между армиями. Их лагерь был у ручья. Одна девочка взяла огромное количество сон-травы и высыпала в ручей, вверх по течению от лагеря. Половина из них потеряла сознание, вторая половина запаниковала. — Его лицо напрягается, когда он продолжает: — Мы убили их во сне. Забрали одежду и оружие. Тела сожгли.

Он смотрит в сторону.

— Вы правильно сделали, — говорю я, но при этом у меня сводит живот.

— Эта твоя идея — наносить большой вред с малыми потерями. Терроризировать врага. Отличная идея, лучшая, но она все равно ранит мое сердце. — Он смотрит вниз и рисует загогулины на песке. — Я лишь надеюсь, что Его Величество, да сложат менестрели песни во славу его имени, сделает так, как ты говоришь, и отдаст людям их землю.

— Я сделаю все, что в моих силах, — шепчу я.

— Я знаю.

— Отец, я должна показать вам кое-что.

Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не смотрит, и вытаскиваю амулет анимага из-под своей кофты. Я не знаю, как отреагирует Алентин, увидев причину стольких страданий, но мне отчаянно хочется поговорить с кем-то об этой вещи. Я наклоняюсь вперед, пленный Божественный камень мертвенно холоден на моей ладони.

— Ты забрала его у своего анимага? — спрашивает Алентин, широко раскрыв глаза.

— Да.

Он тянет к нему руку, но отдергивает.

— Ты уверена, что это хорошая идея — принести это сюда, Элиза? Это орудие зла. Что, если оно станет жечь…

— Не станет.

— Откуда ты знаешь?

— Это не зло. Это Божественный камень.

— Это невозможно. — Его лицо каменеет. — Господь не допустил бы такого.

— Я тоже не понимаю, отец Алентин. Но я отличаю Божественный камень от любого другого камня. Это четвертый, что я видела в своей жизни, помимо моего собственного. Без сомнений.

— Как он достал такую вещь? — Голос Алентина падает в шепот.

— Не знаю. Божественные камни вынимаются из Носителей после их смерти. Может, анимаги крадут их. А может…

— Что?

Я наклоняюсь ближе.

— Может, среди Инвьернов тоже есть Носители.

— Инвьерны — зло, — говорит он, сощурившись. — Они не следуют Божьему пути.

— Но у них есть Божественные камни, — я пожимаю плечами, — и с их помощью они колдуют. Если я научусь использовать их так, как они…

— Это будет очень опасной игрой, — мрачно и отрывисто говорит он.

Я безрадостно улыбаюсь.

— Не опаснее, чем та, что мы уже затеяли. Вы сказали мне, что Носитель должен победить магию магией.

— Да, — он вздыхает. — И в конце концов, именно поэтому мы привезли тебя сюда, но это не значит, что мне это нравится. Пообещаешь старику быть осторожной?

— Обещаю, — отвечаю я, порывисто обнимая его.

Нас прерывает Мара, пар поднимается от тарелок с ягнятиной в ее руках. Я вдыхаю через нос, наслаждаясь сочным запахом. Не вяленое, не сухое. Мы берем тарелки, и Мара сжимает мое плечо, прежде чем уйти.

Я смакую первый кусочек на языке, наслаждаясь его сочностью и ароматом. Я почти дрожу. Вспоминаю наш последний хлеб той ночью, перед обнаружением армии Инвьернов. Смятый хлеб из рюкзака Белена. Белен.

— Отец, я должна сказать вам… Белен… Он вернулся?

Ему приходится разом проглотить все, что он жевал.