– К черту эти различия! – выругался Том, и желваки заходили у него на лице. Губы гневно сжались. – Мне остается только выкрасть Ламун и увезти ее отсюда к черту на рога! Видит Бог, так и будет! По крайней мере в Америке мы смогли бы жить спокойно, как все прочие люди, не подвергаясь никакому остракизму.

– А ты уверен, что Ламун будет довольна такой жизнью? – поинтересовался Риф спокойным, тихим голосом. – Она ведь воспитана как примерная дочь и привыкла подчиняться отцу. То, что ради встреч с тобой она идет на большой риск, уже само по себе примечательно. Но согласится ли она никогда больше не увидеть своих близких? Смирится ли с мыслью, что покроет репутацию семьи позором? Честь семьи для китайца важнее, чем жизнь. Я, например, не знаю, как она отнесется ко всему этому. Несмотря на то что сильно любит тебя.

Том залпом допил бокал. Он плотно сжал зубы, его лицо сделалось напряженным и решительным.

– Если мне понадобится поддержка при разговоре с Шенгом, могу ли я рассчитывать на тебя?

– Вполне, – сказал Риф, вставая.

Они вместе покинули бар. Риф добавил с грустной улыбкой:

– Когда ты предстанешь перед отцом Ламун, тебе понадобится помощь самого Господа Бога.

Риф расстался с Томом возле «Пенинсулы» и, падая с ног от усталости, подъехал к причалу автомобильного парома. Восемь минут заняла переправа на другую сторону, а уже через полчаса он входил в свою квартиру. Сразу же залез под душ и с наслаждением пустил воду. Один слуга торопливо готовил ему поесть, другой наполнял бокал, выливая на лед шотландское виски.

Риф вылез из-под душа, стряхнул воду с волос и обвязался полотенцем. Разведка требовала от него напряженной работы. Он оказался сейчас в исключительном положении: мог поставлять информацию, недоступную другим сотрудникам британской разведслужбы. Владея кантонским наречием, он пользовался искренним уважением китайцев. Они относились к Эллиоту куда лучше, чем к большинству европейцев, вызывавших у китайцев лишь вежливые улыбки. Бабка Рифа была полукровкой, в ее жилах текла восточная и европейская кровь, и хотя он мог бы отрицать этот факт, но никогда этого не делал. Поэтому Рифа принимали не только европейцы, но и китайцы.

Закурив сигарету, он подошел к широкому окну, откуда были видны улицы и площади центральной части города, а также причалы и забитый судами и лодками залив.

Богатство защищало Рифа от обычных предрассудков, процветающих в здешних краях. Англичане, что хотели сотрудничать с фирмой «Эллиот и сыновья», закрывали глаза на то, что старый Эллиот женился на женщине с бледно-золотистой кожей. Да и сам Эллиот унаследовал от нее только черные волосы – ничего азиатского не было в его облике. Как и его отец, Риф получил образование в престижном американском университете. Они были богаты. Поэтому о неравном браке старого Эллиота, казалось, все забыли. По крайней мере, пока Риф не собирался жениться на дочери какого-нибудь европейца, живущего в Гонконге, никто не вспоминал о сомнительной крови Эллиотов. Хотя, возникни такая угроза, условности тут же дали бы о себе знать. Ведь никому не хотелось иметь внука с жесткими черными волосами. Во всяком случае, лучше было не рисковать. Когда Мелисса Лэнгдон вышла замуж за Рифа, многие отцы семейств, имевших дочерей на выданье, вздохнули с явным облегчением. Полковнику Лэнгдону друзья горячо и вполне искренне сочувствовали.

Риф грустно усмехнулся. Ему были отлично известны все эти страхи, хотя он и понимал их беспочвенность. Его бабка была не китаянкой, а полинезийкой. И кожа у нее, как и у ее предков, была слегка желтоватой. А потому шанс, что от Рифа родится желтокожий ребенок с черными волосами, был практически равен нулю. Впрочем, самому ему было решительно на это наплевать. Его бабка была принцессой, и ее род был куда древнее, чем у большинства англичан, что искоса поглядывали на Рифа, когда он входил в клубы и бары, предназначенные только для белых. Его бабка отличалась поразительной красотой и отвагой, она бок о бок с дедом работала в Малайе и на Суматре, и в том, что семейство Эллиотов приобрело значительный капитал, она сыграла не менее значительную роль, чем ее муж. И, будь она даже чернее угля, Риф гордился бы ни ничуть не меньше.

Небо над полуостровом Цзюлун осветилось багрянцем, наступали тропические сумерки. Давно уже миновали те времена, когда Рифа задевали разговоры о его происхождении. Другое дело, что из-за этих разговоров он был очень одинок в детстве, и это одиночество так и осталось с ним навсегда.

Он потушил окурок в нефритовой пепельнице. Женившись на Мелиссе, он решил было, что с чувством одиночества покончено. Ему тогда казалось, что он приобрел прекрасную жену, любовницу и вместе с тем друга. Горечь постигшего Рифа разочарования была невыносима.

Мелисса, как выяснилось, в принципе не могла быть верной женой. Оказалось, что у нее только и есть что фигура и личико. Но поначалу они были так увлечены друг другом, что Риф обращал внимание только на внешность супруги. Да простится ему, что в таком восторженном состоянии он пребывал первое время после женитьбы.

Тем ужаснее оказалось прозрение. Мелисса хотела, чтобы муж обращался с ней так, как и отец: потакал ее капризам и прихотям, льстил ей, холил и нежил – и ничего не требовал взамен. Риф старался, чтобы она не испытывала недостатка в деньгах, насколько это позволяли его капиталы, впрочем, не безмерные, но он категорически не позволял Мелиссе кричать и раздавать оплеухи слугам, которые жили в доме с тех пор, как Риф был еще ребенком. У Мелиссы это вызывало раздражение, она подолгу пребывала в дурном настроении. А затем начала флиртовать налево и направо. Риф выказывал терпение, о котором сам раньше и не подозревал. Даже разлюбив жену, он пытался, чтобы Мелисса сама поняла, как глупо она себя ведет. Он не выходил из себя от ревности, на что та очень рассчитывала, и она пустилась во все тяжкие, что приводило подчас к неловким ситуациям. Под разными предлогами знакомые мужчины перестали приходить в гости к Эллиоту, и Мелисса начала искать любовников в «Крикет-клубе» и в Плавательном клубе. Такие, как майор из Мидлсекского батальона, были даже рады тому, что добыча сама плывет к ним в руки.

Риф мрачно смотрел на залив. Впрочем, и его собственное поведение нельзя было назвать безупречным. После того как у Мелиссы случился выкидыш, у Рифа не было недостатка в любовницах. Все они были умницами, красавицами, одна другой лучше. Их отцы и мужья принадлежали к сливкам гонконгского общества.

Правда, были у Рифа и совершенно иные женщины. Вроде Алюты... Тоже по-своему красивые и грациозные. Но ни одна из них не смогла хоть немного заинтересовать его. Сердце Рифа оставалось холодным. До тех пор, пока он не встретил Элизабет Гарланд.

Он отвернулся от окна и еще больше нахмурился. Что за дьявольщина? Что в ней такого, отчего он лишился покоя? Он привык к тому, что рядом с ним всегда красивые женщины. Так что дело не в ее бледной матовой коже и светлых волосах, которым позавидует любая блондинка. Было в Элизабет что-то еще, задевшее его сердце.

Улыбка и чуть хриплый голос Элизабет не могли скрыть ее одиночества. Она была одинока, как и он, среди окружающих и очень горда. Но с ним она была совершенно другой. Как и Риф, Элизабет почти сразу почувствовала в нем родственную душу. Он понял это по ее взглядам, чувствовал в ее тоне. Она думает, что, отказываясь встречаться с ним и разговаривать по телефону, сможет избежать неотвратимого.