Успех со временем меркнет, но К-фактор остается неизменным. В связи с этим поистине успешные люди систематически производят продукты с высоким потенциалом, выбирая новые идеи высокого и. В сочетании с упорством в стиле Фенна высокий К-фактор помогает нам превратить пятый закон в двигатель карьерного успеха. Такие люди, как Шекспир и Остин, Маск и Эдисон, Кюри и Эйнштейн, входят в историю не за единственную работу, которая меняет все. Они возвышаются над интеллектуальным каноном благодаря своим исключительным К-факторам — и готовности снова и снова пытать удачу.

Использовать К-фактор можно и иным образом.

В совместной работе.

Создайте сеть, которая будет помогать вам с проектами. Если вы не преуспеете сразу, она не позволит вам опустить руки и станет подталкивать вас использовать свой К-фактор вновь. Командная работа мотивирует нас. В моем случае студенты и постдоки — и огромное количество проектов, над которыми мы работаем вместе, — питают мою продуктивность.

Поскольку успех тоже представляет собой коллективный феномен, именно наша реакция на качественную работу и талантливых людей определяет нашу судьбу. Может показаться, что успех — это сила, которая нам неподвластна. Однако, если пятый закон и говорит нам о чем-то, так это о том, что мы можем контролировать многое. Постоянное творчество в сочетании с упорством в духе Джона Фенна не только наполняет нашу жизнь смыслом, но и — как показывают данные — раскрывает секрет долгосрочного успеха. Она не только самым эффективным образом связывает нашу сущность с результатами нашего труда, но и объясняет, почему мы восхищаемся людьми, которые понимают, что жизнь не бесконечна, но возраст лишь повод отметить очередной день рождения в кругу друзей.

* * *

Японский художник Кацусика Хокусай[155] — прекрасный тому пример. «Все, что я нарисовал до семидесяти лет, не заслуживает внимания. В семьдесят три я увидел истинное строение природы», — написал он в семьдесят пять лет. Его дальнейшие рассуждения привели меня в восторг. «Когда мне будет восемьдесят, я продвинусь еще дальше. В девяносто я проникну в суть вещей. В сто лет я постигну непостижимое, а в сто десять все, что я нарисую, будь это хоть точка, хоть линия, станет живым».

Хокусай дожил до восьмидесяти девяти. Он создал свои самые знаменитые работы в последние двадцать лет жизни. Среди них и легендарная гравюра на дереве «Большая волна в Канагаве». Уверен, вам знакома эта картина: огромная пенная волна медленно поднимается над полузатопленной лодкой, а на заднем плане виднеется совсем маленькая гора Фудзи. Это прекрасная метафора успеха, который приходит и уходит в течение жизни, постепенно нарастая и обрушиваясь на нас тяжелой волной, чтобы затем схлынуть и начать цикл вновь.

Прежде чем Эйнштейн превратился в милого гения с растрепанными волосами, большинство американцев считало его заносчивым снобом. О нем услышали только в 1919 году, через четырнадцать лет после публикации его статьи о теории относительности, когда английские ученые обнаружили, что свет отклоняется под воздействием гравитации Солнца. Это стало триумфальным подтверждением теории ученого, и британская пресса пришла в восторг. С американцами все было иначе. В шести редакционных статьях The New York Times, посвященных теории относительности, восхищение перемежалось недоверием и даже враждебностью. Источник этого ехидства неясен, но можно предположить, что свою роль сыграли слова Эйнштейна, который заявил, что его работу до конца понимают «от силы двенадцать человек во всем мире», что показалось многим неприятным и недемократичным. «Сама Декларация независимости поражена предположением, что на земле и в межзвездном пространстве есть нечто, понятное лишь избранным», — возмутился один из редакторов. Эйнштейн был не просто европейским интеллектуалом, оторванным от простых людей, он — учитывая, какую ужасную роль сыграла Германия в Первой мировой войне, — был немцем. Более того, Эйнштейн был евреем, а вся эта драма происходила на волне антисемитизма и ксенофобии в Америке. После краткого всплеска внимания к теории относительности в 1919 году интерес к ней начал спадать. Если бы не подарок судьбы, слава Эйнштейна, вероятно, очень быстро померкла бы, а сегодня его имя было бы известно только в академических кругах.

Когда же Эйнштейн стал символом человеческого гения? Оказывается, его слава родилась в конкретный апрельский день, когда он впервые приехал в Америку. The New York Times и The Washington Post, как положено, отправили репортеров на Нижнем Манхэттене, чтобы те взяли интервью у скандального физика. Однако журналисты немало удивились, когда оказалось, что они не одни пришли к Ист-Ривер встречать пароход. На пристани столпилось около 20 000 человек, которые «ликовали до хрипоты». Когда Эйнштейн сошел на берег, в потрепанном сером плаще, с бриаровой трубкой во рту и скрипкой в руке, его со всеми спутниками провезли в кабриолете по Нижнему Ист-Сайду. В сопровождении полиции колонна «повернула на Вторую авеню, где тротуары почти до самого Верхнего Манхэттена были усыпаны тысячами людей, которые махали руками и носовыми платками, а также выкрикивали приветствия гостям».

Такой массовый прием поразил прессу[156]. Обычно приезд ученого становился одной из незначительных новостей, о которых писали на последних страницах крупных газет. Но огромная толпа, встречавшая физика как героя, превзошла все ожидания журналистов. Это важная новость, решили они. Эйнштейн — важная шишка.