твердите о похищении? И почему Агафьюшка считала меня погибшим?

— Всё дело в том, — принялся я объяснять, — что якобы вас нашли попавшим под поезд. Жене об этом сообщили, а труп быстренько сожгли и захоронили, чтобы никто не смог понять, что это не вы.

Мы вышли из флигеля и по тропинке в обход здания конторы поспешили к телеге. Больше всего в этот момент я опасался, что дед Егор с сыном сбежали, оставив нас без транспорта. С охранниками, что могли прибежать с поста, мы бы ещё справились. Но вот сбежавший безопасник мог поднять тревогу, устроив такой переполох, что выкрутиться нам из беды могло бы уже и не выйти.

Но Егор Евсеевич устроил нам сюрпризец совсем иного характера.

— Вот, господа сыскари, принимайте, — дед вместе с Гордеем стоял возле телеги, из которой торчали две растопыренные ноги. — Споймали мы ваше упущеньице.

Глава 20

— Это вы молодцы, — довольно ухмыльнулся я, заглядывая в повозку. Там в туго спелёнатом виде и с кляпом во рту обнаружился сбежавший от нас безопасник, левый глаз которого заплыл внушительного вида свежим фингалом. — Это Гордей его так, что ли, приложил?

— Отчего ж Гордей-то? Гордей его только в телегу снёс, — мотнул головой дед, — а приложил его я. Вот как шум да гам вы во флигеле-то устроили, я и пошёл глянуть, что там к чему. А Гордею наказал подле телеги оставаться. И тут вдруг этот ко мне навстречь. За сторожа меня конторского принял. Дуй, говорит, старик, со всей мочи в свисток, подмогу скликай. А отколь у меня свисток-то? Вот я ему промеж глаз и вдарил. А уж Гордей его сюда потом доставил да в чувства привёл.

— Ну ты силён, дед, — не удержался я от проявления искреннего восхищения. Надо же, с одного удара агента безопасности уложить. Хоть инспектор и погонял того предварительно, но всё равно, это же ещё исхитриться как-то нужно. — Спасибо вам. Значит, с поста подмога сюда не ломанётся? Сторож этот твой конторский шороху не наведёт?

— Да знаю я того сторожа. Пенёк замшелый. Дрыхнет поди без задних ног, — махнул дед рукой и покосился на инженера Ильина. Тот, зайдя за телегу и стеснительно отвернувшись, принялся спешно переодеваться. — Нашли, стало быть, товарища вашего?

— Нашли, — кивнул я, — только некоторые непонятки до сих пор не разъяснили. А вот тебе с сыном, Егор Евсеич, теперь по-любому только с нами отсюда выбираться. Прибить вот этого господина мы не смеем, поскольку не дело это — пленных жизни лишать. И с собой его тоже не потащишь. Лучше обратно во флигеле спрятать. По утру его, конечно, найдут, узнав и о нашем набеге, и о вашем с сыном участии. Да только, надеюсь, мы все к тому времени уже сбежим. Ты бы отправил Гордея унести товарища.

Дед согласно кивнул и жестом указал слышавшему всё Гордею забрать из телеги пленника. Кузнец легко подхватил безопасника и, закинув на плечо, понёс в сторону флигеля.

— Только, — посоветовал я ему вслед, — привяжи его там к чему-нибудь хорошенько. Чтоб не сбежал.

Гордей никак не отреагировал на мои слова, хотя наверняка их расслышал. Вот ведь флегма безмолвная.

— Егор Евсеич, — повернулся я к деду, — не обессудь, но, раз ты всё равно с нами, я при тебе господина инженера о военных тайнах порасспрашиваю.

— Да считай, что меня тут и нет, — дед полез на своё место возничего.

— Иван Федотович, — тянуть с вопросом я не стал, — так как же так получилось? Если б я не выяснил, что под поезд попали не вы, а обходчик, никто бы и не узнал, что вы живы. Но, расследуя ваше дело дальше, мы нашли сгоревшую будку обходчика, а в ней служебный журнал и ваши очки. Из чего я сделал вывод, что вас похитили. А вы говорите, что отправились сюда добровольно. А как же тогда ваша докладная об оружии?

Закончивший с переодеванием инженер сложил в телегу аккуратно сложенную пижамную пару с тапочками и развёл руками:

— Очки я оставил в будке в виду собственной рассеянности. Уж слишком неожиданно поступило предложение сменить службу. О непонятном тогда для меня оружии, не отрицаю, составлял рапорт и направлял оный по назначению. Однако явившиеся ко мне после господа убедили меня, что работы ведутся с ведома и разрешения на то самых наивысочайших особ и герцога в том числе. Мне сие и Зигмунд Зигмундович подтвердил. А про докладную я ему сообщить не решился.

— Зигмунд Зигмундович? — переспросили мы одновременно с Холмовым.

— Ну да, — кивнул Ильин, — сын графа Миассова и товарищ мой по учёбе. Он тут руководит всем проектом. Он же мне и очки новые раздобыл, и об охране моей распорядился. Сказал, что дело секретное, особой важности, сильно интересующее иные державы. Посему персону мою надобно с особой тщательностью охранять от шпионов разных да диверсантов. Я вас, кстати, за таковых сперва и принял.

— Вот как? — задрав брови на лоб, глянул я на него.

— Ну а кто ж ещё будет среди ночи затевать драку с охраной и врываться ко мне в комнату с оружием в руках?

Ну да, была некоторая логика в его словах.

— У вас не вызывало подозрений, — вмешался Холмов, перебив инженера, — что под охраной находитесь только вы? На остальных ведь специалистов такие меры безопасности, насколько я понимаю, не распространяются.

— В моё ведение перешли документы особой секретности, — качнул головой Ильин. — Все планы по направлению развития железной дороги, все подготовительные работы и расчёты для оных. Некоторые планируемые направления и ответвления дороги необходимо было держать в особом секрете. Кроме того, следовало контролировать состояние насыпи, шпал и полотна непосредственно в самой зоне. Пути ведь здесь эксплуатируются довольно активно, отчего угроза прийти в негодность весьма велика. А иных специалистов моего уровня, Зигмунд Зигмундович о том осведомлён, не то что здесь, во всём государстве не сыщется.

— А что за секретные ответвления такие с направлениями? — эта тема особенно меня заинтересовала. — Куда они должны были вести?

— Через некоторые баронства к пределам герцогства. В частности, требовалось у границ с Пермским государством вывести пути к совершенно определённой точке на уже строящейся официальной ветке. При этом проложить дорогу