Понимая, что должен затаиться и переждать тяжелые времена, Атеа решил притвориться, что разделяет взгляды Патрика. Он видел, насколько бесправным и забитым было здешнее население. В отличие от полинезийцев они трудились от зари до темна, как рабы, и почти ничего не имели. Патрик Тауб и его приспешники могли брать себе любых женщин, даже если те были замужем или едва вышли из детского возраста.

Атеа не понимал языка фиджийцев, потому первое время сторонился их и проводил время в компании Патрика. А еще его заинтересовали собаки.

Завидев полинезийца, они скалили зубы, но не нападали, потому что Патрик запретил им это делать. Атеа впервые видел животных, понимающих человеческую речь! Они смотрели на него глазами разумных существ! Но он не верил, что когда-нибудь сможет общаться с ними.

— Собаки не едят людей, а местные люди — едят, потому люди хуже собак, — заметил Патрик. — А еще собака никогда тебя не предаст, а человек может сделать это тысячу раз!

Однажды полинезиец увидел, как стая собак напала на своего же сородича с явным намерением разорвать его на куски. Именно этого пса Атеа ранил камнем: с тех пор бедняга прихрамывал, отчего не поспевал за остальными, и ему доставалось меньше корма.

Атеа вспомнил родное племя: там никогда не уничтожали больных и слабых; напротив, другие выполняли за них всю работу. Здешние люди, как он уже понял, были другими. Должно быть, и животные — тоже.

Разогнав собак камнями и палкой, Атеа склонился над бедолагой. В собачьем взгляде сквозили усталость, испуг и оскорбленная преданность. Атеа отнес искусанного пса на террасу и стал заботиться о нем: лечить раны, кормить и гладить.

Вскоре собака перестала его бояться и, завидев, громко стучала хвостом об пол. Поправившись, пес всюду ходил за Атеа. Когда тот сидел на крыльце, собака клала рыжую морду ему на колени. Разговаривая с животным, Атеа ощущал его молчаливое понимание. Он решил назвать пса Паки, и тот быстро запомнил свою кличку.

У Атеа тоже была хорошая память: однажды услышав новое слово, он, как правило, не забывал его. Сопровождая Патрика, он внимательно вслушивался в речь фиджийцев, а по вечерам расспрашивал англичанина, что означает то или иное слово. О себе он рассказывал очень мало. Признался, что бежал от белых, потому что они хотели его повесить.

— За что? — спросил Патрик.

— За непокорность.

— Ты умеешь стрелять из ружья?

Атеа не знал, что ответить, но все же решил признаться:

— Да.

— Это хорошо. У меня их два. Одно из них ты завтра возьмешь с собой. Я тебе доверяю. Пора браться за дело. Я объясню черномазым, что ты мой помощник, и все же от них можно ожидать чего угодно.

На Фиджи Атеа просыпался всегда в одно и то же время, при первом проблеске утренней зари, о чем возвещал резкий крик какой-то птицы. Затем на четверть часа наступала тишина, а после подавали звуки другие пернатые обитатели леса: козодои, дрозды, попугаи.

Вскоре первые лучи солнца пронизывали листву золотистым светом, отчего капли ночной росы сверкали, как жемчуг. Воздух был таким свежим, что его хотелось пить, а цветы, казалось, распускались на глазах.

Позавтракавший лепешками с беконом и кофе с хорошей толикой рома Патрик спустился во двор, где Атеа кормил Паки.

— Ну что, идем?

Выпрямившись, полинезиец кивнул.

Тропинка шла через лес. Атеа привлекало великое множество лиан, которых не было на его островах. Тонкие и гладкие или узловатые и грубые, они были перекинуты с дерева на дерево, подобно корабельным канатам. Не представлялось возможным понять, откуда они брали свое начало и как росли.

А еще он выглядывал в зарослях обезьян. Атеа удивляли — и пугали эти странные, похожие на людей существа, умеющие смеяться и корчить рожи.

Тауб их ненавидел:

— Самые подлые создания на свете! Ни с того ни с сего залепят тебе в лоб кокосом или нагадят на голову, а попробуй их подстрелить в этих зарослях! К тому же на таких тварей жалко тратить патроны.

По дороге он наставлял своего спутника, отвлекая его от созерцания тропической природы:

— Когда я скажу чернокожим надсмотрщикам, что теперь ты — главный, им это не понравится. Так что будь внимателен. У них есть ножи, и они способны пустить их в ход. А если они убьют тебя, то непременно съедят, и я ничего не смогу поделать. Следи, чтобы туземцы работали, а не валялись в зарослях, да еще с женщинами! Кстати, ты можешь выбрать себе любую. Я разрешаю. Кивнешь ей, и она пойдет с тобой.

Атеа покачал головой.

Патрик внимательно посмотрел на него.

— Не нравятся? Мне тоже. Ничего, теперь, когда здесь появился ты, я возьму баркас и наконец отправлюсь в Хобарт-таун за белой красоткой. Но тебе придется довольствоваться местными или перебиваться, как знаешь.

Разбросанные меж высоких деревьев хижины фиджийцев напоминали плетеные корзинки. Почти сразу за деревней начинались тростниковые поля. Они имели различный вид: на одних участках растения были совсем низкими, на других средними, а на некоторых превышали человеческий рост. Как объяснил Патрик, после посадки урожая надо ждать больше года, потому это делается в разное время.

Среди обитателей деревни было много рослых и сильных мужчин. Вооруженные длинными ножами для резки тростника, они легко смогли бы напасть на Тауба. Атеа удивляло и оскорбляло, что туземцами может повелевать человек, не обладающий маной. Мана была тонкой и чистой энергией, тогда как от Патрика исходила только грубая сила.

— Это мой новый помощник, — небрежно произнес Тауб. — Его зовут Атеа. Он тоже не белый, но все-таки посветлее, чем вы. Да и мозгов у него побольше. Он будет следить, чтобы вы не отлынивали от работы.

Большинство фиджийцев опустило глаза. Их враждебность была подобна каменной стене. Атеа почувствовал это всей кожей, и то же самое случилось с Паки: шерсть на загривке пса вздыбилась, и он залаял дурным голосом.

Молодой человек сразу понял, что надо отправить пса домой: в такой ситуации лучше быть одному, а не с тем, кто тебе дорог, пусть даже это собака. Всегда легче бояться за себя, чем за другое живое существо.

— Назад! — приказал он Паки, и тот нехотя обиженно затрусил в сторону дома.

— Не робей, — сказал Патрик полинезийцу. — С ними нетрудно справиться. Главное дать понять, что ты сильнее.

Это Атеа знал и без него. Только ему вовсе не хотелось заставлять этих людей работать, угрожая им ружьем.

— Я пойду на другое поле, а ты оставайся здесь. Если что-то пойдет не так, кричи, а лучше стреляй, — заявил Патрик и ушел.

Местные жители взялись за привычную работу. Многие косились на Атеа, но едва он поворачивался к ним, тут же отводили глаза.

Атеа решил обойти поле. На островах Фиджи было куда больше живности, чем на Маркизских: тростниковые заросли так и кишели всякими тварями. Чтобы избежать укусов ядовитых насекомых, перед вырубкой приходилось поджигать поле.