В тоске, в печали

Осенью 1209 года, спустя три месяца после осады Каркассонна, Раймон Рожер Тренкавель, виконт Безьерский и Каркассоннский умирает в тюрьме, и тотчас разносится слух, что его отравили. В глазах южан виконт становится мучеником. Новый Пилат, как именует Гильем Ауджьер тюремщика виконта, французского графа Симона де Монфора, только что избранного главой крестового воинства, распорядился устроить пышные похороны, дабы все в крае знали, что сеньор их мертв. Жертва, принесенная виконтом, этим образцовым рыцарем, добровольно сдавшимся врагу ради спасения жителей Каркассонна от массовой резни, участи, постигшей жителей Битерруа, вдохновила трубадура Гильема Ауджьера Новела, уроженца Дрома, на создание горестного плача (planh):

Он погиб, потому что был верен рыцарским и куртуазным доблестям, и теперь весь Юг, где его все поддерживали, погружен в печаль. Но украшенному львом знамени Симона де Монфора не суждено долго развеваться над укреплениями Каркассонна, города, который король Франции уступит именитому крестоносцу в 1215 году. Монфор погибнет в 1218 году под стенами Тулузы: метко пущенный рукою мятежной женщины камень размозжит ему голову… Вот какую эпитафию, ироничную и одновременно проникнутую отчаянной скорбью о тех, кто пал от руки Монфора, написал Аноним в «Песни о Крестовом походе против альбигойцев»:

Сторонник графов Тулузских, Аноним активно использует словарь трубадуров, чтобы выразить свою пылкую приверженность католической вере и одновременно яростную враждебность к крестоносцам, будь то клирики или миряне:

Увы, всем прекрасно известно, что спустя десять лет на паперти Нотр-Дам «лев» заставил поникнуть «крест» и молодой граф Раймон VII отдал Капетингам и свою землю, и свою наследницу.

Сирвенты в защиту Благородства

Сирвента в полной мере становится орудием политического сопротивления и защиты ценностей куртуазного универсума трубадуров. Перо окситанских поэтов постоянно выводит название символа доблести южан — термин paratge. Первоначально paratge в южнофранцузской культуре означало «благородство по рождению»; однако постепенно, под влиянием моральных ценностей, проповедуемых трубадурами, оно изменяется и начинает обозначать «благородство сердца». Вспомним о куртуазной дочери виллана, пастушке Маркабрюна; пастушка низкого рождения, тем не менее она оказывается вполне куртуазной и по своим душевным качествам, и по сообразительности.

Золотой век остался в прошлом. Как бы продолжающие славить его трубадуры ни желали его вернуть, усилия их напрасны: мир постарел, мир сошел с ума; но если, по их мнению, старое дворянство XII столетия сгинуло во время гонений (трубадуры считают его погибшим, тогда как на самом деле оно просто приспосабливается к новым условиям), из его пепла возрождается новое поколение граждан — не дворянского рода, но с благородным сердцем. Спустя век после падения Монсегюра семь «трубадуров» города Тулузы провозглашают себя «единственными и подлинными наследниками» трубадурского искусства. Они организуют Академию Веселой Науки (Consistori del Gai Saber)[264], дабы возродить поэтические традиции трубадуров и «поддержать» искусство куртуазной любви, прославленное знаменитыми окситанскими поэтами.

В наши дни одна американская исследовательница назвала XIII век «веком Благородства»[265]. Возможно, этим определением она хотела подчеркнуть, что из времени, «исполненного горя и тоски», родилась целая литературная эпоха, наполненная катаклизмами, эпоха, когда во весь свой громкий и насмешливый голос звучали сирвенты, когда кансоны, повинуясь велению души, превращались в молитву, а окружающая жизнь — в ад, и поэт из родных мест отправлялся в чужедальние страны. Там бедный файдит надеялся обрести кров и пристанище при пока еще гостеприимном дворе; увы, теперь несчастный изгнанник гоним отнюдь не прекрасной, но жестокосердой дамой, а властью, заключившей союз с Церковью и королем.

Мятеж против власти: Римская церковь и французский король

Горестный настрой трубадуров порождает поэзию сопротивления, «сражающийся trobar». Сирвента, написанная около 1230 года, единственная из принадлежащих перу трубадура Бернарта Сикарта де Марведжольса из Лозера, посвящена королю Жауме I Арагонскому, прозванному Завоевателем; она может считаться поистине образцовым манифестом, направленным против общества, развращенного клириками и французами: