его можно подарить. И тогда тот, кому он будет подарен, должен будет его подтвердить — идеально учиться и посещать все занятия. Иначе… иначе статус снова вернется к своему первоначальному владельцу!

— Так в чем же проблема-то? — гаркнул Майор. — Или Вы хотите все-таки пойти под высший трибунал, как бесхвостая простофиля?

— Поздно! Увы! Слишком поздно! — в сердцах завопила директриса. — Сегодня ночью, буквально пару часов назад я, как обычно, работала в своем офисе, до те пор, пока Вы туда не вломились. Я протирала свой портрет, ну тот самый, где мне господин Блэкстоун вручает ключи от Академии, а я еще молода и хороша собой… Над этим портретом висит табло со списком всех серебряных студентов и одного золотого. И там теперь стоит совершенно другое имя! Статус был добровольно передарен…

— Я ничего не желаю слышать! — перебил ее майор. — Чтобы завтра же там было написано имя моего племян… А-а-ай! Ведьма!

Дальше послышались такие громкие вопли, треск, писк и ругательства, что, кажется, директриса собрала все свои смелость и силу, и попыталась скинуть майора с балкона.

До этого момента я напрочь позабыла о существовании Леона, но тут же вспомнила, резко дернувшись от неожиданного шума с улицы и заехав парню своим затылком в подбородок. Тот, в свою очередь, вскрикнул от боли и попытался резко встать, ухватившись всей пятерней за ухо ничего не подозревающего балдеющего огромного кота. Оглушительное «Мр-м-я-я-я-а-а-а-у!» тут же сменилось громким шипением и рычанием. А как только взбешенный Мот понял истинную причину, по которой едва не лишился правого уха и половины усов, он неистово и яростно начертил в воздухе хвостом какой-то символ, от которого наш балкон не только наклонился, но и перевернулся, сбросив вниз дерущихся там недоброжелателей.

— А что, так можно было? — сонно пробормотала я, удивленно хлопая широко раскрытыми глазами. — А если они шеи сломали?

— Сломали и тролль с ними! Нам не велено вмешиваться в дела бесхвостых смертных и спасать их! Лазают тут всякие, а затем на балконе нагажено! — возмущенно замурлыкал кот, попутно интенсивно зализывая свое больное ухо. Котейка ревниво покосился на грудь Леона, видимо собираясь занять мое место.

«Не виноватая я, он сам пришел!» — ответила я коту одним негодующим взглядом, потихоньку подымаясь с пламенной груди Леона. А поскольку он быстро схватил меня за руку, то мне пришлось невольно плюхнуться ему на живот… простите — на все восемь твердых кубиков его идеального рифленого пресса, прямо как на жесткие выступающие пружины старого дивана.

— Чья вина, если сердце никто не крадет? Если сердце не любит? Если сердце не ждет? — раздалось за окном. Против многоваттных мощных колонок не действовали ни крепкие толстые стекла окон, ни плотные шторы, ни какая-либо магия.

— Да закройте же вы кто-нибудь эту тупую балконную дверь! — выдохнула я сквозь зубы, поднялась с Леона, как ошпаренная, едва случайно не заехав ему локтем в причинное место, и пулей бросилась к окну.

Наверное, каждому в этой жизни нужен вот такой вот Леон, который вынырнет в нужный момент из ванной весь в мыльной пене и будет защищать ото всех своей широкой грудью и, простите за подробности, голой задницей. А затем вовремя спрячет, успокоит, согреет рядом со своим огромным горячим сердцем и, не жалуясь, будет лежать на полу не меньше часа, не шелохнувшись и боясь разбудить. У него теперь, наверное, замерзли ноги и затекла шея.

И Лео, действительно, медленно, кряхтя и пошатываясь, встал с пола, широко зевнул и потянулся. Все его суставы, а особенно широкие плечи и шея, громко захрустели. Не желая маячить перед окном, он осторожно присел на расправленную кровать.

— Ты украл мое сердечко, а я разбила твой Харлей! — пожаловалась голосистая солистка в такт громкой электронной музыке.

Ей тут же ответил второй, надрывистый, более низкий и изнеможенный голос, он раздавался ясно не с танцпола, а откуда-то из темноты района пляжа:

— Нет! Пожалуйста! Это все, что у меня было!

Я с грохотом закрыла проклятую балконную дверь, задвинув изящный позолоченный шпингалет до упора, и тут же ощутила на своем затылке жгучий недовольный взгляд домового — опять его казенное имущество порчу.

— Ну и что за жесть там происходит? — громко спросила я всех сразу.

Большое кареглазое чудо по имени Леон лишь развело в стороны руками:

— Коста устроил очередную вечеринку. Все представляет себя Великим Гэтсби!

— Кем?! — нахмурилась я.

— Великим Гэтсби из романа Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, — повторил Лео, ни разу не запнувшись и не сделав ошибки в таком длинном и сложном имени автора. Видимо, он был заядлым чтецом, чего не скажешь обо мне. — Ты что, совсем не читаешь книг?

— Некогда мне! — серьезно ответила я, поежившись — эта фраза вырвалась гораздо грубее, чем я предполагала. Я стояла у окна, по-прежнему кутаясь в сырое большое белое полотенце с волос Леона и начинала уже серьезно подумывать, что же мне делать дальше с его здоровенным полуголым обладателем. Не могу же я взять и выставить его прочь среди ночи?!

— Коста будет устраивать эти вечеринки до тех пор, пока на одну из них не придет девушка, — спокойно продолжил Леон и недвусмысленно намекнул, — та, что на последней из них разбила ему губу и сердце…

— Так ему все мало, да?! — снова вырвалось у меня, и я почти добавила: «Могу профессионально фингал поставить, если что!», но вовремя спохватилась, вспомнив, что говорю вообще-то с лучшим другом своего злейшего врага. И это только чистая случайность, что я уже второй раз заснула и проснулась рядом с ним. Может быть, все происходящее лишь игра, чей-то хорошо продуманный план. И этого Лео подослал сам Коста, дабы снова попортить мне крови.

— Эм… ты располагайся, будь как дома, но не забывай, что в гостях, — перевела я тему, кивая на большие вышитые подушки, что валялись не только по всей кровати, но и по всей комнате, пара из них была порвана и из щелей нещадно торчали белые гусиные перья. — А ты, наверное, так долго и тщательно намывался и чистился, чтобы пойти на вечеринку, да?

— Увы, но нет, — вздохнул Леон, видя, как я отчаянно и грубо я игнорирую все его намеки. И подмигнул мне. — Я не стал ждать, пока ко мне придет нужная девушка, я решил пойти к ней сам…

Он поднял с пола расшитую подушку, ту единственную, что не была порвана, отряхнул ее, осторожно положил к изголовью и растянулся на спине во всю длину огромной двуспальной кровати. Дело дрянь — кажется, парень опять собирается со мной ночевать.