Политбюро — и это в возрасте двадцати лет, а на журнал тратит в месяц денег столько — казенных, между прочим, денег — сколько хватило бы на печать двухсот тысяч букварей для народа? И все видят: райскую жизнь государство обеспечивает только большевикам — и чего же вы удивляетесь?

— То есть вы считаете, что искусство народу не нужно?

— Искусство нужно, но именно искусство, а не жалкая и мерзкая клоунада. Поэтому я думаю, что нам стоит с приемом заявителей в партию немного подождать. Мы — я правительство имею в виду — подготовили программу по поддержке культуры, и вот когда к осени она заработает, тогда всех, кто заявления не отзовет, в партию можно будет и принять.

— Мы что-то не слышали ни о какой такой программе, — в дискуссию тут же влез Каменев.

— Конечно, это же не партийная программа, а чисто экономическая. Вопросы финансирования, книгопечатания, вопросы управления производством кинофильмов. У партии же нет денег на все это, за все правительство платит — и правительство желает видеть отдачу с вложенных средств.

— Мне кажется, что вопросы эти являются сугубо идеологическими, — заметил Сталин.

— Не спорю, однако, как я уже неоднократно говорил, идеология лучше всего употребляется на сытый желудок. К тому же эти, извините за выражение, писатели и поэты просто писать не умеют…

— Они пишут так, что их понимает народ!

— Что там товарищ Некрасов писал насчет того, кому на Руси жить хорошо? Если мне память не изменяет, мечтал он о временах, когда мужик не Блюхера и не милорда глупого — Белинского и Гоголя с базара понесет? Не писатель должен опускаться до мужика безграмотного, а поднимать этого мужика до уровня человека культурного! А эти рапповцы превращают мужика неграмотного вообще в скотину! То есть превращали…

— Извините, — прервал разглагольствования товарища Бурята Глеб Максимилианович, — что вы имели в виду, когда поправились и сказали «превращали» вместо «превращают»?

— Руководство ВАПП почти полностью было назначено Бронштейном, и практически поголовно изо всех сил продвигали его вражеские идеи. А России такие идеи не нужны, как не нужны и их продвигатели.

— Но у нас просто нет других писателей и поэтов! — не проговорил, а буквально простонал Иосиф Виссарионович.

— Глупости все это, как раз другие есть, а вот этих уже нет. Есть у нас и поэты, и писатели — просто эта шваль им не давала возможности творить. Лепила на них клеймо «буржуазных писателей», не пускала публиковаться — зато теперь всем дороги открыты. Давайте просто посмотрим на старых писателей, чьи произведения могут культуру народа поднять и молодежь подвигнуть к новым свершениям. Тот же господин Гарин-Михайловский — да на его книгах каждый второй железнодорожник вырос! А этот, француз, как его… Жюль Верн: ведь в общем-то ерунду всякую писал — но сколько народу в той же Франции его книги к науке привлекли! И у нас подобных писателей немало, их лишь найти требуется.

— А кто искать будет? — с нескрываемым ехидством поинтересовался Сталин.

— А вот партия и будет. Причем искать будет не по принципу «кто восхваляет социализм», а тех, кто людей думать заставляет и знания научные… ну, хотя бы не дает, а описывает завлекательно. Пока ищите, то вот упомянутых мы и напечатаем массовыми тиражами… обратите внимание, кстати, на живущего ныне в эмиграции господина Толстого: пишет изрядно, и вот если ему помочь разобраться в том, что в России правда, а что ложь Троцкого и Ленина, то будет он знаменитейшим у нас писателем. Если захочет, конечно — но мы ему поможем захотеть.

— Ладно писатели, а поэты? Композиторы?

— Вот уж нынешние поэты, их пролетарских, я имею в виду — их и поэтами-то назвать стыдно. Творения их иначе как виршами не назвать, а иные… не зря их время прозвали «Серебряным веком поэзии».

— Вот видите!

— Так прозвали потому что мелочь серебряная — суть фальшивки, блестит как серебро, в под ним скрывается медь. И поэзия их столь же фальшива, рядом с творениями века Золотого насмешкой над искусством поэзии выглядит. Так что нашей первейшей задачей будет дать народу настоящую поэзию, пусть народ поймет, что на самом деле этим словом зовется.

— А иных-то где искать?

— В народе! Народ — он талантлив, там такие самородки бывают! Я вам сейчас покажу творение древнего бурятского старика… правда, вы по-бурятски не понимаете, так я перевел как смог. Сейчас, объявим перерыв на десять минут, а потом сами увидите.

Вообще-то к этой «демонстрации» Николай Павлович не готовился специально. То есть он специально готовился в другой демонстрации, которую предполагал устроить на следующей сессии ЦИК. Сам он — как и всякий иной дворянский отпрыск — музицированию был обучен, изрядно играл и на мандолине, и на рояле, а потому подобрать мелодию сумел. Оркестровку ему сделал дирижер тамбовского отряда войск ОГПУ — причем он сделал ее «под оркестр и хор», так что пришлось Николаю Павловичу и хор подыскать. Не ахти какой нашелся — любительский хор «кремлевских курсантов» — но пели ребята с энтузиазмом, да и отбирали в него лишь людей со слухом музыкальным.

Так что спустя все же пятнадцать минут, когда поднятые «по тревоге» курсанты выстроились в коридоре здания Сената в Кремле, показать членам ЦК желаемое получилось неплохо. Очень неплохо:

— Это что было? — негромко спросил товарищ Артем.

— Извините, курсанты еще мало репетировали, так что это, можно сказать, еще полуфабрикат.

— Полуфабрикат чего?

— Старик Лодондагба пел, и я вот подумал, что пел он от души, что думал — а потому песню его можно и гимном СССР сделать. Потому что отражает она душу простого нашего человека, душу народа. А то непорядок: Держава есть, а гимна у нее нет. «Боже царя храни» вроде устарел, «Интернационал» совсем против природы: мы же не мировую революцию устраиваем, а исключительно свою державу обустраиваем и нам на иностранцев официально уже плевать. Ну а это произведение…

— Да, есть что-то в этом… — задумчиво произнес Иосиф Виссарионович. — Может быть, перевод стоило бы слегка подшлифовать, но… А а можно еще раз попросить это исполнить?

— Так, товарищи курсанты, ваше исполнение слушателям понравилось, от души поздравляю с успехом. С заслуженным успехом, а теперь народ просит повторить на «бис». Готовы?

— Так точно, товарищ подполковник!

И в коридоре Сенатского дворца снова раздались величественные слова уже