Туу-тикки поднялась по верёвочной лестнице, открыла чердачное окошко и покричала Муми-тролля.

Он в поте лица штопал всему семейству плавки красной хлопчатобумажной ниткой.

— Я только хотела сказать, что сегодня придёт большая стужа, — сказала Туу-тикки.

— Что, ещё больше, чем сейчас? — уточнил Муми-тролль.

— Самая большая, — ответила Туу-тикки. — Великая и опасная. Ледяная Дама. Она явится в сумерках, когда небо станет зелёным. Прямо с моря.

— А она красивая, эта дама? — спросил Муми-тролль.

— Очень, — сказала Туу-тикки. — Но если посмотреть ей в лицо, замёрзнешь до смерти. Станешь как сухарик, и любой сможет разломать тебя на кусочки. Так что вечером лучше сиди дома.

И Туу-тикки полезла обратно на крышу.

Муми-тролль сходил в подвал и набил печку торфом. Укрыл всё спящее семейство ковриками.

Потом он завёл часы и вышел из дома — у него было такое чувство, что великую стужу лучше встречать не в одиночестве.

Когда Муми-тролль добрался до купальни, небо стало бледнее и уже слегка зазеленело. Ветер улёгся, и мёртвый тростник на краю ледяной глади стоял неподвижно.

Муми-тролль прислушался, и ему послышалось, что сама тишина поёт тоненьким голосом. Наверное, это пел лёд, всё глубже проникая в море.

В купальне было тепло, на столе стоял синий чайник Муми-мамы.

Муми-тролль устроился на садовом стуле и спросил:

— Когда она придёт?

— Скоро, — ответила Туу-тикки. — Но не стоит так беспокоиться.

— Я беспокоюсь не из-за Ледяной Дамы, — отрезал Муми-тролль. — Я беспокоюсь из-за других. Из-за того, кто живёт под тумбочкой на кухне. Из-за этого, в моём шкафчике. И из-за Морры, которая только смотрит и ничего не говорит.

Туу-тикки потёрла нос и задумалась.

— Знаешь, есть много таких, которым не подходят ни весна, ни лето, ни осень, — сказала она наконец. — Странненькие, пугливые. Разные ночные существа и прочие, с которыми никто не считается и в которых никто не верит. Они прячутся целый год. А когда всё становится тихим и белым, и ночи — длинными, и все впадают в спячку — вот тогда они и выходят.

— А ты с ними знакома? — спросил Муми-тролль.

— С некоторыми, — кивнула Туу-тикки. — Например, того, под тумбочкой, знаю очень хорошо. Но он, похоже, предпочитает жить тайно, так что познакомить я вас не смогу.

Муми-тролль попинал ножку стола и вздохнул.

— Конечно, конечно, — сказал он. — Но я-то не хочу жить тайно. В этом новом мире никому и в голову не придёт спросить другого, что он делал раньше. Даже малышка Мю не хочет говорить про настоящую жизнь.

— Как знать, какая из них настоящая? — спросила Туу-тикки, прилепившись носом к стеклу. — А вот и Мю.

Малышка Мю распахнула дверь и со звоном швырнула серебряный поднос на пол.

— Парус — стоящая вещь! — крикнула она. — Но теперь мне нужна муфта. Из грелки для яиц, которую я утащила у твоей мамы, ничего не получилось, хотя я её всю изрезала. В таком виде её даже эвакуёжикам[3] стыдно отдать.

— Вижу, — заметил Муми-тролль, с печалью глядя на грелку для яиц.

Малышка Мю бросила грелку на пол, и невидимая бурозубка тут же уволокла её в печь.

— Ну, скоро она? — спросила малышка Мю.

— Думаю, скоро, — серьёзно ответила Туу-тикки. — Пойдёмте посмотрим.

Они вышли на мостки и принюхались. Вечернее небо было совершенно зелёным, и весь мир казался сделанным из тонкого стекла. Стояла оглушительная тишина, чётко прорисованные звёзды поблёскивали на небе и отражались во льду. Было очень холодно.

— Да, идёт, — сказала Туу-тикки. — Давайте-ка обратно.

Флейта под столом стихла.

Вдалеке шла по льду Ледяная Дама. Белая как стеарин, она становилась, если смотреть на неё через правое окошко, красной, а если через левое — светло-зелёной.

Стекло вдруг стало таким холодным, что аж больно, и Муми-тролль испуганно отдёрнул морду.

Они собрались у печки и ждали.

— Не смотрите туда, — сказала Туу-тикки.

— Ой, кто-то лезет ко мне на ручки, — воскликнула малышка Мю, удивлённо глядя на свои пустые коленки.

— Это мои бурозубки перепугались, — сказала Туу-тикки. — Посиди спокойно, они скоро уйдут.

Ледяная Дама шла мимо купальни. Наверное, она бросила взгляд в окно, потому что по полу пробежал ледяной сквозняк, и раскрасневшаяся от жара печка побледнела. Потом всё кончилось. Невидимые бурозубки засмущались и спрыгнули с малышки Мю, и все бросились к окнам.

Ледяная Дама стояла в тростнике спиной к ним. Она наклонилась и что-то разглядывала.

— Та самая белка, — проговорила Туу-тикки. — Она всё-таки забыла спрятаться.

Ледяная Дама приблизила своё красивое лицо к белочке и рассеянно потрепала её за ухом. Белочка как зачарованная смотрела в её холодные синие глаза. Ледяная Дама улыбнулась и продолжила свой путь.

А белочка осталась лежать, задрав лапки.

— Беда, — бросила Туу-тикки и поглубже натянула шапочку. Она открыла дверь, и в купальню ворвался белый пар. Секунду спустя она вернулась, захлопнула дверь и положила белочку на стол.

Невидимые бурозубки быстро принесли горячей воды и завернули белочку в подогретое полотенце. Но её маленькие лапки всё так же торчали вверх, стылые и печальные, и ни один усик не шевельнулся.

— Совсем мёртвая, — констатировала малышка Мю.

— Во всяком случае, она успела увидеть перед смертью что-то красивое, — дрожащим голосом сказал Муми-тролль.

— Ну да, — кивнула малышка Мю. — Но теперь уж что поделаешь, она всё равно умерла и ничего не помнит. А я сделаю из её хвоста отличную муфточку!

— Не сделаешь! — возмутился Муми-тролль. — Свой хвост она заберёт с собой в могилу. Надо её похоронить, верно, Туу-тикки?

— Хм… — протянула Туу-тикки. — Не знаю, какая ей радость от хвоста, если она уже умерла.

— Пожалуйста, — попросил Муми-тролль, — не повторяй всё время это «умерла». А то слушать неприятно.

— Кто умер, тот умер, — дружеским тоном отозвалась Туу-тикки. — Пройдёт время, и эта белка станет землёй, а из земли вырастет дерево, и по нему будут прыгать новые белки. Может, не так уж оно и печально?[4]